Через четверть часа она была готова.
И тут же сообразила, что выходить обычным путем, тем, которым она вошла, нельзя. Тот человек наверняка уже пришел в себя и поджидает ее на улице… Вряд ли хозяин разрешил ротвейлеру разорвать его на куски, это же неприятностей потом не оберешься.
Но есть еще один путь.
Майя вскинула сумку на плечо, вышла из квартиры, заперла дверь, поднялась на один этаж и позвонила в тридцатую квартиру, расположенную прямо над моей.
– Иду-у, иду-у! – раздался за дверью певучий молодой голос.
Дверь распахнулась.
На пороге стояла Изольда Аскольдовна, бывшая актриса, находящаяся в глубоком маразме. Родные не велели ей никому открывать дверь, но это было бесполезно. Едва они уходили на работу, старушка готова была открыть кому угодно, чтобы не скучать в одиночестве.
Майя выяснила это, когда пару месяцев назад старушка из тридцатой квартиры залила ее собственную квартиру. То есть не ее, а хозяйскую, но неприятности все равно были бы.
Увидев капающую с потолка воду, Майя в гневе бросилась наверх, позвонила, готовая высказать все бессовестным соседям…
Но за дверью раздался такой же певучий голос, дверь открылась, и на пороге возникла худенькая старушка с подкрашенными голубыми волосами, похожая на состарившегося эльфа.
В глазах ее была радостная пустота, и Майин гнев тут же испарился – Майя поняла, что сердиться на этот божий одуванчик бесполезно.
Она бросилась в ванную, перекрыла краны и собрала тряпкой воду. Старушка следовала за ней, сияя улыбкой и напевая песенки из детских мультфильмов, как будто все происходящее ее не касается, а потом светским тоном предложила выпить чаю.
Майя согласилась и именно тогда, пока они пили чай на кухне, совершенно случайно выяснила, что планировка тридцатой квартиры отличается от всех остальных в этом доме.
Именно этим сейчас она и хотела воспользоваться.
– От улыбки сразу всем светлей… – пропела Изольда Аскольдовна, накручивая на палец голубой локон, и добавила, с интересом разглядывая Майю:
– Милая, я тебя где-то видела! Мы ведь с тобой раньше, кажется, встречались?
– Встречались, встречались! – ответила Майя и, не задерживаясь, прошла прямиком на кухню.
Здесь, на кухне, сбоку от холодильника, была ниша, задернутая плотной занавеской.
В прошлый визит Майя отдернула эту занавеску в поисках мусорного ведра.
Ведро за ней и правда стояло.
А еще за занавеской обнаружилась дверь, закрытая на заржавленный железный засов.
– Это что за дверь? – без всякой задней мысли спросила тогда Майя старушку.
Она в общем-то не очень надеялась на ответ, но у Изольды Аскольдовны, должно быть, случилось минутное прояснение, она перестала петь и вполне внятно ответила:
– Черный ход.
Старушка помрачнела и вполголоса, как будто сообщала страшную тайну, проговорила:
– Они мне не велят его открывать. А я и не открываю, зачем мне? Я же не сумасшедшая, правда? Да мне и засов-то этот не сдвинуть… – И она запела тонким, звучным голосом: – Обла-ака, белогривые лошадки…
И вот сейчас, проследовав на кухню, Майя отдернула занавеску и отодвинула засов на двери черного хода.
– Что ты, милая, делаешь? – всполошилась Изольда Аскольдовна. – Они не велели открывать… – при этом она взглянула куда-то вверх, как будто «они» были высшими силами, высшими существами. – Они сердиться будут, если узнают…
– Так это они вам не велели, – ответила Майя, открывая тяжелую дверь, – мне-то они ничего не говорили…
Она закрыла за собой дверь и оказалась на черной лестнице – и правда полутемной, пропахшей кошками и вчерашними щами, с выщербленными ступенями.
По этой лестнице она осторожно, стараясь не подвернуть ногу, спустилась и вышла на улицу – точнее, во двор.
Двор этот был совсем не тот, куда выходила парадная лестница, – мрачный двор-колодец.
В нем не было ни души, что очень порадовало Майю. Темная подворотня вывела ее в соседний переулок, где она поймала машину, и через полчаса уже была на Московском вокзале.
Здесь она огляделась и направилась к кассам.
Когда Майя проходила через главный зал, она вдруг испытала то неприятное чувство, которое бывает, когда кажется, что кто-то пристально смотрит тебе в спину.
