– Целиком и полностью разделяю ваше мнение, только бы я немного увеличил погрешность ошибки в сторону двух процентов.
– А я даю стопроцентную гарантию, – вмешалась в разговор профессионалов Ева.
– Откуда такая уверенность, моя дорогая? – спросил ее Спенсер.
– Не знаю, – растерялась Ева под пристальным взглядом глаз Спенсера, – просто знаю, и все… и потом… это ожерелье из моего сна.
– И из моего тоже, – подхватил ее слова Левин. Спенсер никак не стал комментировать их слова, только с сомнением покачал головой и слегка улыбнулся.
Готье чувствовал себя совершенно разбитым, будто бы он сегодня днем проделал не свою обычную работу, к тяжести которой давно привык, а словно вкалывал на раскопках несколько суток подряд без сна и отдыха. Все шло нормально и как обычно до того самого момента, пока они с Левиным не извлекли из земли свою драгоценную находку. Едва Левин очистил ожерелье от грязи и вековой пыли и оно вспыхнуло под лучами солнца миллиардами разноцветных искр, как в то же мгновение Готье почувствовал внезапный приступ дурноты. Он присел на камень, прикрыл глаза и с тревогой прислушался к себе. Его продолжало мутить. Готье было знакомо это состояние, которое он периодически переживал после своих ночных кошмаров. Сегодня ему снова приснился сон, в котором он падает со скалы и разбивается насмерть. Только сегодняшнее ночное видение было намного более реально, чем обычно. Готье проснулся в холодном поту. Потом на раскопках, втянувшись в работу, он прогнал из памяти неприятные ощущения от увиденного во сне, но, кажется, они все же настигли его. Готье кое-как дождался конца рабочего дня и, сославшись на усталость, направился в лагерь. Обычно он без труда мог задержаться на раскопках сколько угодно долго, но сегодня это было выше его сил. И потом, ему вдруг срочно во что бы то ни стало захотелось увидеть Нелли. Спенсер и Ева, попавшиеся ему по дороге, направлялись на раскопки, значит, Нелли осталась в лагере одна, и он сможет спокойно без свидетелей поговорить с ней. А поговорить с ней Готье хотелось о многом.
Он уже много лет носил в сердце свое чувство к этой женщине, которое с годами нисколько не померкло. Его не убили ни частые и долгие разлуки, ни довольно короткие встречи. Более того, вопреки воле судьбы, которая, казалось, всеми силами старалась развести их и постоянно ставила им палки в колеса, Готье привязывался к Нелли раз от разу все сильней и сильней. Он сам удивлялся непостижимой для него самого силе своего чувства к Нелли. Для него, для которого любая связь с женщиной длилась ровно до того момента, пока она находилась в поле его зрения, такое чувство к Нелли было более чем необычно. Поначалу он пытался понять, в чем сила такого необычайного притяжения к этой женщине, но, промучившись безрезультатно над этой задачей какое-то время, плюнул на поиски ее решения и принял их отношения с Нелли как данность, как щедрый и дорогой подарок неба, наслаждаться которым он был готов бесконечно долго. Единственное, что омрачало счастье Готье от обладания этой женщиной, – это то, что она была не его, а чужой женой. Но и с этим положением вещей Готье со временем смирился. Но, как выяснилось в этой экспедиции, это смирение было только кажущимся. Едва он понял, что между Нелли и Спенсером возникла трещина, как желание обладать Нелли единовластно вновь охватило его. Именно об этом он хотел сейчас поговорить с ней.
«Она должна уйти ко мне. Сейчас или никогда!» – почти истерично думал Готье, до этой минуты ни разу не рискнувший поднять эту тему в разговоре с Нелли. Готье ускорил шаг, впереди показались палатки.
«Интересно, Нелли сейчас у себя или у меня?» – подумал Готье, ладони его при этом внезапно сделались мокрыми. Ему показалось, что это очень важно, где сейчас Нелли, что от этого зависит исход их разговора, для него это было бы знаком, подтверждающим положительный результат задуманного им дела.
Готье приблизился к своей палатке с учащенно бьющимся сердцем. Остановился, прежде чем войти, затем резко откинул полог палатки с надеждой найти Нелли внутри. Он заглянул вовнутрь, в палатке никого не было. Готье упал духом, но через секунду взял себя в руки.
