– Здесь, – коротко произнесла индианка и, сдернув ожерелье со своей шеи, бросила его на землю. Ева как зачарованная смотрела на то место, куда упало ожерелье. Сомнений не оставалось, это было то самое ожерелье из ее сна. Вдруг земля в месте падения ожерелья пришла в легкое движение и стала закручиваться вокруг него в легкий вихрь. Постепенно движение песка становилось все быстрее и все выше и выше. Песок уже кружился вокруг ожерелья плотными вихревыми потоками, вовлекая в орбиту своего движения все вокруг. В один момент Ева оказалась внутри сильной песчаной бури. Ее глаза уже ничего не различали вокруг, кроме песка. Опасаясь за свои глаза, Ева прикрыла их, чтобы защитить от попадания мелких песчинок, которые больно бились о ее лицо, руки, шею. Некоторое время она стояла с закрытыми глазами, до тех пор, пока буря не стала стихать. Ева осторожно открыла глаза и посмотрела туда, где только что стояла индианка. Незнакомка куда-то подевалась На том месте, где она стояла, Ева не обнаружила никаких следов от ее ног. Песок сохранял невозмутимую гладкость и покой. Ева перевела взгляд туда, где лежало ожерелье. Его нигде не было видно, лишь на песке от него остался четкий и явственный след. Ева оглянулась вокруг в поисках какой-нибудь метки. Ей под руку попался большой булыжник, который она передвинула на то место, где оставило свой отпечаток ожерелье. Завтра она намеревалась показать это место Спенсеру. Еве захотелось поделиться своими впечатлениями от всего произошедшего с ней с Левиным прямо сейчас, не откладывая до завтра, но внезапно ее сморил такой сон, что она чуть было не упала на землю и не заснула прямо там же, на месте раскопок. Совершенно обессиленная, едва передвигая ноги, Ева побрела к своей палатке. Там она упала в спальный мешок и мгновенно уснула.
Даниэль проснулся от солнечного света, который бил ему прямо в лицо. Солнце стояло довольно высоко на небе и всем своим видом возвещало, что давно начавшийся день уже в самом разгаре. Даниэль вскочил на ноги.
«Как же я мог проспать так долго, – с досадой подумал он про себя. – И мама почему-то меня не разбудила».
Даниэль хотел все это высказать матери, но слова упрека комом застряли в его горле, едва его взгляд коснулся тела Томи, распростертого на земле. Глаза ее были открыты и широко смотрели в небо, на губах застыла легкая улыбка. Глядя на нее, можно было подумать, что она прилегла ненадолго и о чем-то приятном задумалась на несколько секунд, но зиявшая на ее груди кровавая рана и нож, судорожно зажатый в уже давно окаменевшей руке, не давали возможности усомниться в том, что душа Томи уже там, куда устремлены ее глаза.
– Мама! – Даниэль с истошным криком рванулся к матери, но в этот момент почувствовал прикосновение чьей-то руки к своему плечу.
Даниэль резко обернулся и с изумлением увидел перед собой очень старого индейца. Лицо его, почерневшее от солнца и прожитых лет, все сплошь было испещрено морщинами, а волосы на голове были абсолютно седыми. Даниэль оторопел. Откуда он здесь взялся? Ведь, кроме них с матерью, на развалинах этого города никого не было. Но уже в следующую секунду Даниэлю стало все равно. Какая ему теперь разница, откуда взялся этот незнакомец, когда его любимая мать оставила его. Даниэль отвернулся от индейца и, пошатываясь, подошел к матери, опустился перед ее телом на колени и горько зарыдал. В этот момент огромное опустошение навалилось на него. Даниэлю казалось, что он совершенно один на всем белом свете, что на всей земле кроме него не осталось ни одного человека, ни единого, даже этого старого индейца.
– Не печалься слишком сильно, сын мой, – донесся до Даниэля голос индейца. – Прими эту потерю как неизбежное и постарайся понять: там, где мы не властны ничего изменить, остается только одно – смирение.
Даниэль резко обернулся в сторону говорящего.
– Если бы ее убил человек, тогда я бы знал, что делать.
– Что? – спросил индеец.
– Я бы пошел и убил его. – Руки Даниэля на долю секунды сжались в кулаки, но уже в следующий момент безвольно опустились вдоль тела. – Но когда она сама это сделала, я не знаю, куда идти и что делать.
