Томи встала и прошла в свою комнату. Из укромного места, скрытого от посторонних глаз, она достала заветный сверток с ожерельем. Потом она прошла в комнату Даниэля и попросила его следовать за ней.
– Куда вы пойдете? – спросил ее Диего, когда они с Даниэлем появились в комнате, где он сидел.
– Мы возвращаемся в Город Солнца.
– Но это же далеко, ты можешь оставаться в этом доме и жить здесь с сыном, а мы с Лусией построим другой дом.
– Там я родилась, там и умру, – возразила Томи. – Это земля моих предков, и я хочу показать ее Даниэлю.
Диего не стал ее больше удерживать. Когда за ними закрылась дверь, он с облегчением вздохнул. Именно такой исход событий его больше всего устраивал. Он решил подождать до утра, на случай внезапного возвращения Томи, и только завтра отправиться за Лусией, чтобы уже окончательно ввести ее в этот дом хозяйкой. Диего не мог даже представить себе, что Лусию живой он больше никогда не увидит. Этой ночью, прежде чем отправиться в Город Солнца, Томи по обычаю своих предков готовилась совершить обряд жертвоприношения. Жертва была уже выбрана ею, вернее, не ею, а самим небом. Она была определена много лет назад, увидена Томи в зеркале своей судьбы, в доме ее отца императора Кутуми, в ту самую ночь, когда Томи готовилась быть принесенной в дар белому господину, ставшему впоследствии ее мужем. Томи сразу же узнала ее, как только увидела Лусию рядом со своим мужем. С того самого момента Лусия была обречена.
Нелли бесилась. Она предприняла несколько попыток заговорить с мужем, но он, похоже, объявил ей бойкот. Он не ответил ни на одно ее обращение к нему. За два дня, с тех пор как они прибыли на место, Спенсер только несколько раз заговорил с ней, но и то только тогда, когда этого настоятельно требовали обстоятельства и в присутствии других людей. И хоть они спали в одной палатке, как и полагается супругам, но Спенсер вел себя с Нелли, как будто бы абсолютно чужой ей. Зато с Евой он был сама любезность.
«Он это делает специально, чтобы досадить мне», – каждый раз, глядя на них, успокаивала себя Нелли. Разумом она понимала, что муж имеет на такое поведение полное право, ведь она виновата перед ним. Но сердце ее бунтовало каждый раз, когда она видела Спенсера, любезно разговаривающего с этой русской. Пока Нелли удавалось гасить спонтанно возникающие вспышки ярости, но она знала, что долго так продолжаться не может и однажды она сорвется с катушек и разнесет всех и вся вокруг себя. Как психолог, она понимала недопустимость такой ситуации, поэтому она решила предпринять очередную попытку поговорить с мужем.
Ночь опустилась на землю, как будто набросила на нее темное плотное покрывало, сквозь которое даже звезды не просвечивали. Только одна луна царила на небосводе абсолютной и полной хозяйкой. Но и она то и дело пряталась за темными облаками, как будто с кем-то играла в прятки.
Нелли достала из рюкзака предусмотрительно прихваченную с собой небольшую бутылочку виски, отвинтила пробку и сделала несколько маленьких глотков прямо из горлышка. Затем, вернув бутылку на место, достала из пакетика несколько зерен кофе и тщательно пережевала их, чтобы Спенсер не уловил запаха спиртного. Она легла, завернувшись в спальный мешок, и стала ждать мужа. Его все не было.
Нелли напрягла слух и прислушалась к звукам, доносившимся до нее сквозь плотную ткань палатки. Вот мимо прошли двое. Нелли узнала шаги Спенсера. У него была своеобразная, немного шаркающая походка. Спутник Спенсера двигался легко и почти неслышно. Нелли сделала предположение, что это могла быть Ева. Она высвободилась из мешка и, осторожно подобравшись к выходу, раздвинула ткань палатки. Нелли не ошиблась. Несмотря на темень, она сумела разглядеть силуэты двоих. Как она и предполагала, это были Спенсер и Ева. Они остановились около палатки Градской и стали тихо о чем-то разговаривать. Нелли не могла расслышать их слов, до ее уха долетал лишь мелодичный негромкий смех молодой женщины, приводя Нелли в ярость. Но она волевым усилием погасила вспышку гнева, чтобы не свести на нет свою попытку по-доброму поговорить с мужем.
