— Он, по крайней мере, плодовит.
— Как кролик, — пробормотала хозяйка. — Надо же бедняге хоть чем-то выделиться среди более достойных друзей.
Наконец я устал изображать покорность и, словно бессловесная скотина, молчать на пару со своим хозяином. Я попытался каким-нибудь образом пообщаться с ним. Я показал на свою все еще полную еды дощечку и притворился, что смакую ужин, наслаждаюсь этой жидкой дрянью, а затем спросил, что за мясо находится под подливой карри. Мужчина понял и ответил:
— Duyong. — Теперь я знал еще одно слово из языка чоланцев.
Я встал и вышел из лачуги, чтобы поглубже вдохнуть в себя вечерний воздух. Он был насыщен дымом и запахом рыбы, вонью гниющих отбросов и немытых людей, а еще пуканьем детей, но все-таки это немного помогло. Я отправился побродить по улицам Кудалора, улиц здесь было всего две, и их все еще можно было разглядеть в сумерках. Когда я вернулся домой, то обнаружил, что детишки спят на полу в первой комнате, посреди деревянных дощечек для еды, которыми мы пользовались, взрослые же спали в своих палангах полностью одетыми. С некоторыми трудностями, все-таки в первый раз, я залез в свою кровать и, обнаружив, что она гораздо удобней, чем показалось сначала, заснул. Я проснулся, когда еще было темно, от какой-то возни и понял, что хозяин забрался в паланг своей супруги и занимается с ней surata, а она что-то сердито бормочет и шипит ему. Тофаа тоже проснулась и все слышала. Позже она объяснила мне, что говорила жена:
— Ты всего лишь брат моего покойного супруга. И хотя прошло уже столько лет, ты не должен этого забывать. Так приказал sadhu: тебе запрещено наслаждаться, когда ты сеешь свое семя. Никакой страсти, ты слышишь? Не смей наслаждаться!
К тому времени я пришел к выводу, что наконец-то отыскал истинную родину амазонок и источник всех легенд о них. Одна из легенд гласила, что амазонки оставляют у себя только незначительную часть мужчин, дабы оплодотворяться при их помощи.
На следующий день наш хозяин любезно обошел всех соседей, пока не нашел одного, который собирался отправиться на запряженной быками телеге в соседнюю деревню, дальше в глубь побережья, и согласился взять нас с Тофаа с собой. Мы поблагодарили хозяев за гостеприимство, а я дал мужчине мелкую серебряную монету, в качестве платы за ночлег. Однако властная супруга тут же отобрала ее. Мы с Тофаа устроились сзади повозки, и нас здорово тряхнуло, когда она дернулась с места и покатила по низкому мутному болоту. Чтобы убить время, я спросил свою спутницу, что имела в виду женщина, когда назвала себя sati.
— Это наш старинный обычай, — пояснила Тофаа. — Sati означает «верная жена». Когда мужчина умирает, то его жена, если она настоящая sati, бросится в погребальный костер, на его тело, и тоже умрет.
— Понятно, — задумчиво произнес я. Возможно, я ошибся, посчитав индусских женщин властолюбивыми амазонками, в которых не осталось ничего женственного. — А что, здесь есть своя логика. Мне это, пожалуй, даже нравится: верная жена сопровождает своего дорогого возлюбленного супруга в загробный мир, желая остаться с ним навсегда.
— Ну, не совсем так, — возразила Тофаа. — Как говорится: всякая жена мечтает умереть раньше своего супруга. Так происходит, потому что положение вдовы у нас немыслимо. Возможно, что ее супруг был при жизни полным ничтожеством, но что ей делать, когда она лишается даже такого? Ведь так много женщин постоянно достигают зрелого брачного возраста — одиннадцати-двенадцати лет. Разве есть у потерявшей свежесть немолодой вдовы шанс снова выйти замуж? Оставшись одна на всем свете, лишившись поддержки и защиты, она представляет собой бесполезную, ненужную вещь, и все кому не лень осыпают несчастную насмешками и бранью. Слово, обозначающее на нашем языке вдову, буквально переводится как «мертвая женщина, которая дожидается смерти». Поэтому, сами понимаете, ей лучше прыгнуть в костер и погибнуть в нем.
Это как-то разом снизило пышность высокопарных сантиментов, но я все-таки заметил, что подобное поведение требует немалого мужества и не лишено определенного чувства достоинства.
