— Зачем ты смотришь на этот лист, покрытый пятнышками?.. — отрывала Сальфо Бушуева от газеты.
— Я хочу узнать то, что случилось! — отвечал Бушуев.
— Так это легче сделать без этого листа… — возражала Сальфо. — Выйди на улицу и спроси у первого человека. Он тебе расскажет все.
Бушуев откладывал газету и начинал объяснять Саль- фо, почему нельзя выйти на улицу и узнать новости от первого встречного. Сальфо внимательно слушала Бушуева, и по глазам ее было видно, что она не понимает тех слов, которые произносит Бушуев. Она знала жизнь небольшую и несложную, в которой не могло быть места газете. И с меркой этой жизни она подходила ко всем явлениям. Бушуев сознавал, что до тех пор, пока не постигнет Сальфо новую жизнь, многое в этой жизни будет казаться ей диким и нелепым. Непониманию Сальфо Бушуев противопоставил терпение.
Странной была жизнь Бушуева. Одной ногой он как будто стоял в современности, а другой — в давно минувшем. Когда Бушуев попадал в среду прежних знакомых, он оживал, загорался. Мысль становилась легкой, живой и стремительной. Бушуев говорил и не мог наговориться, не мог
высказать накопившихся в уме мыслей. Но когда Бушуев возвращался домой, мысль его угасала. Здесь не было надобности в торопливой и настойчивой работе мысли. Здесь некуда было спешить. Перед Бушуевым были большие и красивые глаза Сальфо. Они не знали лихорадочного оживления и торопливости. Не было оживления и на лице Сальфо. Сошел с кожи солнечный загар. Лицо Сальфо стало белым и нежным. И моментами казалось Бушуеву, что около него — ожившая богиня далекой древности. Она с печалью и без слов ищет свое родное и не находит его. Она не может высказать Бушуеву скорбных дум своих, так как нет у нее с Бушуевым общих слов. Не мог Бушуев вывести Сальфо из печального круга. Сделать это может одно время. И Бушуев ждал. Но тяжело ждать, не думая и не действуя.
Искал удовлетворения Бушуев в молчаливой работе. Он вынимал бумагу и торопливо покрывал ее неровными рядами строчек.
Сальфо сидела рядом и внимательно следила за пером Бушуева. А когда Бушуев исписал несколько страниц, Сальфо критически осмотрела их и произнесла:
— Когда бумага была белой, то она казалась лучше… Зачем ты пачкаешь ее.
— Я хочу чрез эту бумагу рассказать людям о том, что видел!.. — ответил Бушуев.
— Ты можешь сделать это иначе… Позови всех и расскажи… — предложила Сальфо.
Бушуев задумался. Но думал он не о том, как выполнить предложение Сальфо. Он спрашивал себя: растет ли Сальфо в своем развитии? И если растет, то нельзя ли ускорить этот рост? Перебирая свои впечатления, Бушуев видел, что если Сальфо не постигла законов городской жизни, то до известной степени она приняла город и примирилась с ним. И это было большим достижением. Необходимо это достижение углубить и расширить.
Бушуев остановил внимательный изучающий взгляд на лице Сальфо. Глаза его неожиданно заметили какую- то шероховатость с левой стороны носа над ноздрей. Такого странного нароста у Сальфо раньше не было. Бушуев нагнулся к лицу Сальфо и тревожно спросил:
— Что это у тебя?
На вопрос, Сальфо ответила довольным смехом.
— Айши проткнула мне нос, вставила кончик гусиного пера и залепила воском!.. — произнесла с оживлением Сальфо и осторожно прикоснулась пальцами к шероховатости на носу.
— Зачем ты сделала это?.. — недовольно спросил Бушуев.
— Как зачем?.. — удивилась Сальфо. — Все замужние женщины делают это. По праздникам они вставляют сюда золотые пуговицы и становятся еще красивее… Я также сделаю себе звездочку на лбу. Я сделала бы ее давно, но у Айши нет пороха. Дай мне порох, и тогда Айши проколет мне кожу на лбу и натрет ее порохом.
— Нет, нет!.. — заволновался Бушуев. — Не надо делать этого. Я не разрешаю тебе уродовать себя. Это — очень нехорошо!
Большими недоумевающими глазами смотрела Сальфо на Бушуева и не понимала.
— Но у всех женщин это есть… — сказала она растерянно.
— Это делают только иезидки, а у других женщин этого нет!.. — возразил Бушуев.
— Но я — иезидка, и, значит, я должна сделать это!.. — настаивала Сальфо.
— Ты — иезидка, но не все иезидки делают такие вещи, — стал придумывать Бушуев доступные пониманию Саль- фо доводы. — Это делают только очень бедные иезидки, мужья которых ходят в рваной одежде и переносят тяжести. Я и ты носим дорогую одежду и не работаем на улице. Значит, ты не должна делать того, что делают другие иезидки. От этих пуговиц и звездочек, их лица становятся не лучше, а хуже.
