Подгоняемый своими безрадостными размышлениями, Оноре Туапрео дошел до Западного вокзала и уселся на скамеечке скверика. А мысли, неотвязные и горькие, не оставляли стареющий профессорский мозг. Они делали скачки, метали петли, рождали неожиданные выводы и, наконец, уперлись в определенное, твердое и заманчивое решение. Осознав это решение, профессор застыл на несколько минут, уподобившись соляному столбу, затем на поблекших щеках расцвели старческие розы румянца, глаза радостно и часто заморгали и профессор проделал несколько глотательных движений, чтобы избавиться от раздражающего избытка слюны. Принятое профессором решение основательно заполонило все существо ученого, собралось оформленной мыслью в мозгу, повисло на кончике языка, приподняло губы и Оноре Туапрео четко, громко и раздельно, а главное, безапелляционно и убедительно произнес:
— Я должен разбогатеть и я разбогатею!
Я подпрыгнул на скамейке от неожиданности, услышав свои собственные мысли, произнесенные так громко и с такой уверенностью. Я обернулся — и это было мое первое знакомство сученым Оноре Туапрео.
Передо мной сидел неряшливо одетый старик. Он упорно мотал головой и, словно стараясь вдолбить кому-то упрямому и непонятливому, повторял:
— Я буду богат! Буду!
Конечно, биологи и естествоиспытатели, да и вообще ученые — отрицают не только чудеса, но и самую возможность чуда[1], а я свидетельствую перед всем миром, что и в наш, сугубо материалистический век — чудеса не перевелись.
На моих глазах выпрямлялась согбенная спина Оноре Туапрео, для меня пока еще странного незнакомца.
Его глаза загорались молодым светом уверенности в победе, совсем как башня Эйфеля ситроеновскими транспарантами. Смейтесь, маловеры, но даже его костюм на моих глазах разгладился и принял опрятный, я бы даже сказал, элегантный вид. Чудо происходило на моих глазах.
Ах, я на минуту закрыл их. И соблазнительной тенью проплыла перед ними обольстительная мадемуазель Клэр де Снер. Нежным шелестом защекотали ухо заветные слова:
— Я твоя Жю, я твоя, — ведь ты принес к моим ногам чековую книжку и сердце!
Но прочь, обольстительное виденье!
Я поспешно открыл глаза. Г-н Туапрео решительно поднялся со скамьи и твердыми шагами направился к выходу из сквера.
— Вот он, мой рок, вот она — моя судьба! Я должен следовать за этим чудесным человеком и он приведет меня к мадемуазель Клэр де Снер.
Мое провидение ускоряло шаги и я едва поспевал за ним. Так дошли мы до ближайшего спуска в метро. Тут провидению сделалось дурно и оно скрючилось в три погибели, прижавшись к стене. Не рассчитав шагов, я наткнулся на своего гения и чуть было не упал на него.
— Ах, какие ужасные боли!
Мой гений немилосердно тискал свой живот — хоть бы несколько сантимов на пирожок и кофе!
Неожиданно незнакомец выпрямился.
— Понимаете ли вы, молодой человек, какая это ирония судьбы?
Хотя я ничего не понимал, но поспешил согласиться, чтобы не раздражать своего гения.
— О нет, я от тебя не отстану, — чтобы там ни было, а я от тебя не отстану! — решительная мелькнула у меня мысль и я почувствовал, как пронеслась мимо мадемуазель Клэр де Снер и ободряюще сжала мою руку.
— Нет, вы ни черта не понимаете, ни черта!
Мой гений наступал мне на ноги и грозно махал передо мною кулаками. Я молча, стоически выдерживал неожиданную атаку, слегка отступая вдоль стены.
— Ни черта! Ни черта! О, тысяча французских дьяволов и собор Парижской богоматери в придачу, — да и где вам понять! Перед вами, молодой человек, будущий богач, миллионер, нет, — миллиардер! И вот — он корчится от голодных резей в желудке, он близок к тому, чтобы потерять сознание от голода. Но нет! Н-е-е-т, молодой человек, шутить изволите, н-е-е-т!
С этими словами Оноре Туапрео повернулся и быстро-быстро помчался, а не пошел вдоль тротуара. Я не растерялся. Через две минуты я догнал беглеца.
— О, господин будущий миллиардер!
Вероятно в голосе моем было нечто, внушившее доверие ко мне.
— Ну? — грозно остановился Оноре Туапрео. — Ну, что вы еще можете сказать?
В растерянности я лепетал нечто маловразумительное и путаное, но, по-видимому, Оноре Туапрео понял меня и через несколько минут мы сидели в кафе. Я с умилением следил за тем, как насыщался ученый.
