-- Спасибо, госпожа. - Элак встал и, растерев затекшие ноги, поплелся к Белерофонту.
-- Дайте ему что-нибудь из одежды! -- крикнула Бреселида. - Не может же он ехать голым.
Так и не отдохнув, ее отряд снова тронулся в путь.
III
-- Они съели моего брата! Вы, самки ехидны! Отвечайте, чья это работа? - рослая плотная девушка в безрукавке из козьей шкуры выволокла из пещеры двух отбивающихся от нее женщин. - Сучье племя! Дочери ослиц! Я поубиваю здесь всех до одной! Признавайтесь, грязные потаскухи, где Бер? Что вы с ним сделали?
Лохматые девицы, бившиеся в ее медвежьих объятьях, визжали и кусались. Но Умма крепко держала их за волосы. Она даже ухитрилась поддеть ногой третью из преступниц, кинувшуюся на выручку сестрам. Получив мощный пинок поддых, женщина хрипло вскрикнула и с размаху села на землю.
В это время из главного лаза в пещеру стали появляться люди. Час был ранний, серое небо едва светлело и то лишь потому, что стойбище Собак громоздилось на открытом склоне горы. Глубоко в долине под ней еще лежал ночной сумрак.
-- В чем дело, Умма? - недовольным голосом осведомилась пожилая хозяйка стойбища, на ходу укрываясь оленьей накидкой. - Почему ты орешь, как сова над пустым гнездом? И будишь нас в такой час?
Девушка зашлась нечленораздельной бранью и снова пнула захваченных ею сестер.
-- Говорите, отродье шелудивой суки! Ни то я вырву вам кишки и намотаю на палку! Вы убили моего брата?!
-- Умма, Умма! - попыталась урезонить ее женщина. - Отпусти моих дочерей и поговорим спокойно. - она оправила шкуру на плечах. - Мы понимаем, ты ослепла от горя, потеряв брата. Но нельзя бросаться на первого встречного и обвинять нас в убийстве. Мы тоже любили Бера...
-- Так любили, что съели живьем? - взревела покрасневшая от ненависти Умма. Хищные твари! Мне говорили, что собаки в голодный год промышляют человечиной! Да я не верила. Поздно у меня глаза открылись! А ведь Бер дарил твоим сучкам часть добычи. Вот как вы его отблагодарили! - девушка подтолкнула своих пленниц к костровищу, разгребла босой ногой холодные угли и указала на несколько тускло поблескивавших среди золы обгорелых медных бляшек. - Или вы думаете, что я не узнаю украшений с пояса моего брата? Да я сама их нашивала! Все руки исколола! Бедный, бедный Бер! Говорила мать, не ходи поздно по чужим тропам, не бери себе милую с горы!
-- Ты оскорбляешь нас, Умма! - вспыхнула пожилая женщина. - Я, Крайлад, мать рода Собак, запрещаю тебе говорить так о моих детях! Мало ли что тебе могло показаться. Откуда бляшки в костре? Да откуда угодно. Может и твоего брата. Он ходил к трем моим дочерям и в обмен приносил нам дичь с охоты. Оставлял и вещи. Вон его старый сломанный лук. Не будешь же ты говорить, что мы его съели, только потому, что женщины берегут оружие, оставленное им на хранение.
Умма упрямо мотала головой. Было видно, что слова Крайлад ее не убедили.
-- Я припоминаю, -- продолжала хозяйка стойбища, -- что Бер действительно оставлял свой пояс для починки. Но кожа лопнула и его пришлось сжечь.
Умма наморщила короткий нос. Она думала изо всех сил и от напряжения на ее лице выступили белые капельки пота.
-- Нет. - наконец, выдавила девушка. - Ты врешь. Теперь я это точно знаю. Зачем же сжигать вместе с кожей такие красивые бляшки, когда их можно перешить на новый пояс? - она засопела и всхлипнула. - Я отдала за них хромому кузнецу под горой одну косу, у него хозяйка облысела и теперь накручивает вокруг головы мои волосы. Той весной я стала женщиной, и Бер подарил мне медвежью шкуру, а я ему эти бляшки. Я думала, мой брат будет носить их всю жизнь и вспоминать Умму. А настанет час, ляжет в них на погребальный костер. Вот какое вы ему устроили погребение! - с гневом закончила она.
-- Отпусти моих дочерей. - угрожающе процедила сквозь зубы Крайлад. Ни то, клянусь предками, сама не уйдешь живой.
Умма только вызывающе присвистнула.
-- Нас больше. - хозяйка стойбища начала терять терпение. - Мои сыновья живо скрутят тебя.
-- Если вы двинетесь, я размозжу головы этим сукам! - твердо заявила девушка. - Отдайте их мне. Зачем вам ссориться с Медведями?
