-- Глупцы!!! - голос Филопатра покрыл возбужденный гул в амбаре. Это не безопасно! Что им ваши топоры и вилы? Середина ночи. Менады уже спустились с гор. Никого не узнают и вас не узнают! Они вам и слова сказать не дадут - разорвут в клочья. Там бабы из четырех соседних деревень, а нас, -- староста обвел глазами амбар, -- человек 30, не больше. Говорят, после зелья они сильны, как воловья упряжка. На них пахать можно!
* * *
-- Люди! Там люди за воротами!
В двери амбара забарабанили кулаки и в треугольную щель между неплотно пригнанными досками просунулся чей-то крючковатый нос. Прижавшись к створкам толстыми губами раб-тавр, запоздавший со своего двора, тараторил без умолку.
-- Там, на дороге! Они бегут сюда! За ними гонятся!
Но его голос уже перекрывали топот и крики, далеко разносившиеся в ночной тишине. Через минуту в ворота Дороса стучали изо всех сил. Чьи-то кулаки выбивали дробь на ветхих створках.
-- Спасите! Добрые люди! За нами гонятся духи гор!
Все мужское население деревни взметнулось на насыпь с внутренней стороны частокола и любопытством уставилось за остро отточенные бревна ограды. Внизу у ворот толкались трое задыхавшихся от быстрого бега прохожих. В темноте трудно было разглядеть их лица. Виднелись только заплечные мешки да небольшие луки, торчавшие из-за спин непрошеных гостей.
-- Пустите нас! Мы пришли с миром!
-- Разве добрые люди шляются ночью Дионисид? - вопросил Филопатр, уперев руки в бока. Ему нежданные путники явно пришлись не ко двору. Кто их знает, что они за люди и зачем пожаловали?
-- Ступайте вверх по холму, там есть пещеры в скале. В них и укройтесь! - крикнул он. - А ворота мы открывать не будем!
Пришельцы внизу завыли страшными голосами.
-- Разве боги освободили вас от законов гостеприимства? Вы нарушаете их, не давая нам крова!
-- Не та сейчас ночь, чтоб встречать гостей. - не смутился староста. - Приходите завтра и мы разделим с вами хлеб. А сегодня проваливайте, честью просим!
-- Звери! Ублюдки! Дети воронов! -- понеслось с другой стороны частокола. - Это ведь ваши бабы гонятся за нами по дороге и уже разорвали нашего товарища!
В подтверждение их слов за ближайшим поворотом в темноте вспыхнуло множество веселых огоньков, а еще через несколько секунд до ушей похолодевших от ужаса крестьян донеслись пение, смех, бряцанье тамбуринов и приближающийся топот ног.
Тарик, вертевшийся тут же под локтем у старосты, смог разобрать среди общего гула мелкое цоканье копыт, словно по сухой каменистой дороге кто-то рассыпал горох.
Колышащиеся за листвой огни стали ближе, освещая странное шествие. Вот из-за скрюченной старой шелковицы появилась толпа менад с факелами и чашами в руках. Мгновение столпившиеся на валу крестьяне молча смотрели на приближавшихся лохматых, голых, перепачканных кровью и землей существ не в силах признать среди них знакомые лица. Потом кто-то не выдержал и закричал:
-- Да сбросьте же им веревки! Пусть карабкаются!
-- Боги! Помогите им!
В последний момент на голову путникам были скинуты ременные вожжи. Незнакомцы уцепились за них и кое-как начали взбираться по частоколу. Двое из них уже перевалили за ограду, а третий -- толстый и тяжелый - прыгал еще внизу, когда гогочущая волна менад с размаху врезалась в запертые ворота и створки затрещали.
-- Убьют! Убьют! - в ужасе вопили на стене.
Людской прилив нахлынул на тело оставшегося по ту сторону путника. Тарик видел море голов, но что делалось на земле, различить не мог. Потом менады с радостными воплями отхлынули, размахивая окровавленными кусками добычи.
На стене воцарилась мертвая тишина. И тут кто-то бросил вниз камень. Еще один. Затем целая груда булыжников обрушилась на головы столпившихся под воротами фурий.
-- Бейте их! Убийцы!
В первую минуту женщины не соображали, откуда на них нападают, а вертели головами в разные стороны. Они вообще, кажется, ничего не узнавали вокруг. Едва ли даже понимали, что стоят у ворот собственной деревни. Но потом заметили обидчиков и повели себя, как раненые животные. Вместо того, чтоб отступить под градом камней, менады, охваченные яростью, стали наскакивать на ворота, пытаясь прошибить их своими телами. Их не смущало, что с каждой минутой под частоколом растет груда тел, оглушенных ударами сверху.