-- А вдруг она возьмет себе кого-нибудь? - поминутно вскакивал он. Что я здесь сижу?
Свобода его явно не интересовала.
-- Послушай, -- однажды прямо спросил Делайс. - Если мне позволят вернуться домой, ты поедешь со мной?
Пелей заколебался. Было видно, что выбор слишком труден для его сердца. Но выбирать не пришлось.
Друзья сидели в просторном мегароне под окном в потолке, с которого свисали длинные плети глициний, стелившиеся по мозаичному полу. Стояла весна, и теплый ветер обрывал белые цветки, засыпая лепестками трехногий стол.
Сзади послышались торопливые шаги, и из темной галереи за спиной у мужчин появилась Бреселида. Она выглядела мрачнее тучи. По ее лицу Делайс понял, что хорошего ждать не приходится, и внутренне напрягся.
-- У меня плохие новости. - почему-то сиплым голосом сказала всадница. - Прости, но твой отец Гекатей...
Делайс схватился руками за подлокотники, привстал да так и остался нависать над креслом, ожидая, что она скажет: "...не потребовал твоего освобождения".
-- ... погиб. - с явным усилием выговорила сестра царицы.
В первую секунду до Делайса не дошел смысл ее слов. Может быть, потому что смерть не ассоциировалась у него с отцом. Такой сильный, могущественный человек как Гекатей просто не мог умереть. Кто угодно, только не он! Великий воин, великий правитель... "Мой отец..."
-- Как... -- Делайс тоже почувствовал, что не справляется с голосом. - Как?! - закричал пленник, почти насильно вдолбив себе в голову слова Бреселиды. - Как это случилось? Где?
Он уже стоял напротив нее и непроизвольно сжимал кулаки. Вид у него был такой, что сотница отступила назад, а Пелей попытался втиснуться между ними. Но сын архонта ему не позволил, одним ударом отшвырнув более рослого и мощного друга в угол.
-- Как он погиб? - Делайс со всей силы схватил Бреселиду за плечи и начал отчаянно трясти, едва ли сознавая, что делает.
-- Я... я не знаю! - задыхалась она. - Тебе... лучше не знать...
-- Зачем ты его щадишь? - раздался с порога враждебный голос.
Делайс резко обернулся. В дверях стояла ухмыляющаяся Македа.
-- Скажи ему правду. - презрительно кинула она. - Что его отца, великого архонта Пантикапея, непобедимого Гекатея, -- каждое слово жгло откровенной издевкой, -- как зайца, загнали на священной охоте и до смерти заездили девять жриц Гекаты. А потом с еще живого ободрали все мясо, до костей...
Дальше она не договорила. Делайс с воем ринулся на нее и убил бы. На этот раз точно убил бы. Задушил собственными руками. Если бы две рослые стражницы, стоявшие у дверей, не закрыли начальницу царской охраны, скрестив копья. Пленник отшвырнул их, но Македа успела отступить в глубину галереи и вытащить акинак.
-- Ну, мальчик, давай! - она хохотала ему в лицо, поддразнивая острым клинком. - Прыгай прямо сюда. Я тебя жду. Что? Оружия нет? Привыкай, гаденыш! У тебя теперь никогда не будет оружия.
Делайс все-таки прыгнул. Ему было все равно. Его душили такая ненависть и такое горе, что Македа могла их только прекратить, но никак не усугубить. И она, паскуда, сделала свой выпад. Прямо в неприкрытый ничем ни то что панцирем, даже поясом - живот. Никто не успел отреагировать. Бреселида, у которой только что голова моталась из стороны в сторону, с трудом переводила дыхание. Стражницы, ошалевшие от ярости пленного - всегда спокойного и погруженного в себя - поднимались, держась руками за стены.
Только Пелей, пострадавший раньше других, уже успел вскочить на ноги. Минуту назад опасность угрожала Бреселиде, и он готов был свернуть за нее другу скулу. Сейчас Македа метила в живот его "брату и господину". Гоплит с воплем оттолкнул Делайса, а сам принял острую бронзу в пах. Он еще успел удивиться, что не чувствует холода металла у себя в кишках, и догадаться, что меч согрелся на солнце - день-то жаркий, а ножны из темной кожи... А потом согнулся, как перерубленный тростник на болоте, и грузно, со всей тяжестью своего огромного тренированного тела - 8 локтей костей и мускулов -- осел на пол.
Бреселида подбежала как раз для того, чтоб подхватить его голову, и Делайс не услышал характерного стука затылка об пол. Черные прямые волосы Пелея рассыпались у нее на коленях. Сын архонта наклонился над другом, который морщась, зажимал ладонью глубокую рану.
