Сгусток не исчез. Более того -- он шевельнулся, и сын архонта ясно рассмотрел громадные черные крылья, сотканные из ночного мрака. С головы чудовища свисали змеи. Рот был оскален, а узкий длинный язык высунут, с него тонкой серебристой струйкой лунного света капала слюна.
Хотя раньше Делайс никогда не видел подобного урода, он готов был поклясться, что и страшная Птица на Совином холме, и три черных лучницы у расщелины, и Медуза с головы Девы -- одно и то же существо.
Чудовище взмахнуло крыльями, намереваясь наброситься на женщину у огонька. Воин в одно мгновение рванулся с места, сбил Бреселиду с ног, оттолкнул в сторону и, падая вместе с ней, успел выдернуть из ножен на ее поясе короткий акинак.
Тварь накрыла их обоих, Делайс только и мог что ткнуть мечом в вязкую темноту. Режущий слух клекот пронесся над скалой. Люди почувствовали нестерпимый жар, точно их, как не прогоревшие бревна, сунули поглубже в костер... И тут далеко на востоке темный край неба озарился крошечным ободком солнца. "Уже утро? -- мелькнуло в голове у Делайса. -- Не рано?" Наваждение исчезло.
Меотянка, тяжело дыша села. Если б не боль, адским пламенем жегшая кожу, сын архонта уже сейчас усомнился бы, что побывал под крыльями самой смерти. Он помог оглушенной ударом Бреселиде встать. У обоих лица были красными, точно они сунули их в огонь.
-- Не принимает даже жертву. -- сокрушенно сказала женщина.
Делайс вернул ей меч. Молча они спустились со скалы. Начинался рассвет.
-- Иди в лагерь. - сотница подтолкнула его к телегам. -- Я посижу на берегу.
Делайс покачал головой.
-- Оно может вернуться.
-- Оно рано или поздно вернется. -- устало вздохнула Бреселида.
Спутники стояли у песчаной косы, за которой гудело темное море. Отчаявшись прогнать пленного, меотянка расстелила плащ на холодном песке, села и знаком пригласила его опуститься рядом.
-- Ты тоже думаешь, что Тиргитао возьмет город? -- враждебно спросил Делайс.
-- Нет. -- всадница покачала головой. -- У Пантикапея хорошие укрепления. Твой отец постарался. С наскока их не преодолеть, а для осады степная армия не годится.
-- Тогда зачем? -- Пленный тоже присел на плащ. -- Сколько это еще будет продолжаться?
Бреселида пожала плечами.
-- Пока Гекатей жив, город не сдадут. Но, -- она повернула к собеседнику усталое лицо, -- если с ним что-нибудь случится, ворота перед Тиргитао будут немедленно открыты.
-- Неужели ты думаешь, что мой отец единственный, кто готов защищать Пантикапей? -- усмехнулся Делайс.
-- Купцы уже и сейчас пострадали, не успев отправить в Афины весь хлеб. -- пояснила меотянка. -- А за зиму их запасы уменьшатся, съеденные осажденными. Поэтому стоит архонту разжать кулак, как они заключат мир с царицей на выгодных условиях. Думаю, твое освобождение будет одним из них.
Делайс с сомнением хмыкнул.
-- Кажется, Гекатей ясно показал, что моя жизнь не имеет для него значения. Твой застреленный жеребец тому свидетель.
-- Он просто хотел внушить и нам, и своим подданным, что давить на него бесполезно. Но я-то потом осмотрела свою бедную лошадь. -- Бреселида тихо рассмеялась. -- Все стрелы били очень высоко. Потому и пришлись в шею, а не в бок. Ну? Выше твоей головы.
Делайс опешил. "Вот значит как?" Отец не хотел его убить? Он в это не верил. Слишком сжился со своей отверженностью.
-- А если переговоры не увенчаются успехом?
-- А если... А если... -- рассердилась всадница.
Делайс в упор смотрел на нее.
-- Если переговоры не увенчаются успехом, -- передразнила его Бреселида, -- Я помогу тебе бежать... В качестве извинения за то, что била тебя при всех.
Не глядя больше на него, она встала и зашагала к телегам.
Пленник остался на берегу. Сотница не боялась, что он куда-нибудь пропадет из этого безлюдного места. На горизонте широкой малиновой полосой зажигался новый день. Ближайшее время не сулило Делайсу ничего хорошего. А обещанию меотийской кошки можно ли верить?
VIII
Тропинка вилась по холму, потом ныряла в овраг и вновь выводила на гребень. Справа сколько хватала глаз покоилось море. Его виноцветные волны с белыми барашками бежали к берегу и ударялись о серые изъеденные солью скалы. Выше царила весенняя степь, покрытая клочковатым зеленым ковром, еще не потерявшим от жары свою свежесть.
