"У-ух ты!" Нельзя, чтоб ноги были выше головы. Зацепились за сучки на стволе. "Подтягивай их, подтягивай. Во-от так. Чудесно! Где это я? А не все ли равно? Кругом ветки, меня не видно. Мне тоже никого не видно. Очень хорошо. Земля теплая. Вот только не надо залезать мне в ухо. Гнусь, а гнусь! Я к тебе обращаюсь. И что из того, что ты божья коровка? Не надо жужжать, царь спит".
Монотонный гул голосов за стеной лавра вплетался в его сон, выдергивая Делайса на поверхность.
Голоса женские. Неприятно знакомые. "Что эти бабы делают в андроне? Совсем стыд потеряли!"
Низкий, грудной, очень хриплый. Нет, его всегда поражала разница между утонченной красотой Тиргитао и ее грубым голосом.
И второй. "Больно, ой как больно!" Высокий, чистый. "Только не она!"
Сестры спорили. Кажется, сердились друг на друга. Они всегда спорят. И всегда из-за него. Даже когда его еще не было в Горгиппии. Все равно спорили. И все равно о нем...
-- Ты не можешь их убить. -- горячилась Бреселида. -- Они твои подданные.
-- Как раз поэтому. -- раздраженно возражала царица. -- Жрицы Триединой говорят, богиня зла на нас. Нельзя питать ее кровью чужаков.
-- В городе неспокойно. Люди боятся. -- настаивала сотница. -- Ты хочешь, чтоб колонисты снова попытались отложиться от нас? Как при Гекатее?
-- Не смей! -- почему-то очень тоненько взвизгнула Тиргитао. -- Я запретила упоминать его имя. Он во всем виноват!
-- Архонт был слаб. -- отчеканила Бреселида. -- И шел на поводу у купцов, которые давали ему деньги. А вот наша бабка поступила мудро, запретив жертвы в кругу своего рода. Ее закон сплачивал. Ты же несешь разделение.
Делайс пришел в то состояние, когда его голова была ясна, как весеннее небо, а тело, одеревенев, не слушалось воли хозяина. Он лежал за кустом скумии и слушал долетавшие обрывки разговора. Нет, Бреселида не выдала его. Она сама бросилась уговаривать сестру отказаться от кровавого праздника. А он чуть не убил ее в кузнице Тира!
Подступивший к голове хмель, вновь завладел сознанием царя, и Делайс погрузился в непроницаемую темноту.
* * *
Он проснулся только следующим утром. От холода. И обнаружил, что вся его туника, плащ и сандалии покрыты росой. Проведя пальцем по ремешку, царь убедился, что ноготь тонет в капле воды. Ночью прошел теплый дождь, но к рассвету влага остыла, и Делайса пробрал озноб. Назвать его бодрящим язык не поворачивался.
Кряхтя и разминая затекшие кости, несчастный скиталец по садам побрел к дому. Оказывается он все-таки пересек границы андрона. Слава богам, дорогой царю никто не встретился. А то его помятый вид сказал бы подданным о многом.
В покоях ключница Ээта, укоризненно качая головой, приготовила теплую ванну.
-- Полезайте-ка в воду. -- сказала она. -- Пусть с вас смоет хмель.
Делайсу было все равно, что о нем думают слуги. Ворчание старухи только успокаивало его.
-- Позвать массажистов?
-- Не надо. -- он лениво расслабился и вытянул ноги.
-- У вас вся голова в земле. -- Ээта тонкой струйкой влила в ванну кипарисовое мало.
-- Что слышно? -- Делайс чувствовал, как снова засыпает, погружаясь в мягкое обволакивающее тепло.
-- Ничего нового. -- старуха поставила ликиф с благовониями на пол. -- Царица дала разрешение сотнице Бреселиде отправиться к синдам. У Бычьих ворот две телеги с дарами. Говорят, Радку выкупать.
-- Когда она едет? -- голос Делайса дрогнул, но ключница не уловила никаких новых ноток.
-- Да, пожалуй, уже отъехала. -- Ээта посмотрела на солнце. -- Или нет? Слепа я стала. Полдень? Больше?
Разом выплеснувшаяся за край ванны вода окатила старуху с ног до головы. Царь, минуту назад, дремавший, как сом на мелководье, выскочил на пол.
-- Убить тебя мало! -- он уже скакал на одной ноге в другую комнату. -- Одежду мне! Чистую! Что за дом?
Делайс сам не ожидал от себя такой прыти. Со скоростью закипающего молока он пронесся по комнатам, одеваясь на ходу, и вылетел во двор. Сонный раб было хотел начать покрывать накидкой коня, но царь, не седлая, вскочил жеребцу на спину и погнал его к воротам. Только во время скачки он почувствовал, как саднит распаренная кожа ног, трущаяся о потную лошадиную спину.
