Надо признать, что
католичество в России особое – можно сказать, даже ортодоксальное. Ещё бы,
нелегко заставить себя пойти в костёл, когда рядом сотня православных храмов!
Так что падре Попов был настоящим экстремистом. Он безоговорочно принимал все
новые и старые католические догматы, верил в непогрешимость Папы больше, чем
сам Папа, рьяно отстаивал все отличия католичества от православия и считал, что
надо нападать первому, чтобы выжить на вражеской территории. Для него линия фронта
проходила где-то между входом в костёл и близлежащим сквером. Всех, кто по неведению
или из любопытства попадал на его территорию, он затаскивал в своё логово и уже
не выпускал из рук без тщательной обработки и поставления на «путь истинный».
Выйдя из костёла,
счастливый Иванов пошёл домой. Ощущение лёгкости не покидало его целый день.
Как приятно знать, что делать! Каждый человек в глубине души жаждет, чтобы им
командовали, указывали направление, давали задания. Путь намечен, остаётся
только идти по нему с гордо поднятой головой! Чтобы Иван Иванович не заскучал,
его снабдили книгами. В одной из них была подробная инструкция, как сделать
так, чтобы у тебя на руках появились язвы от гвоздей. Это было очень
захватывающе, надо было представлять себе в красках, как ты впускаешь к себе
Того, который за дверью, как обнимаешься с Ним, целуешь Его раны, пьёшь
струящуюся тёплую кровь. Иванову воображать понравилось – и интересно, и безопасно,
не надо никаких странных личностей в дом пускать… Другая книга была скучновата.
В ней на целых пятистах семидесяти шести страницах шли рассуждения о том, почему
Тот, который за дверью, существует на самом деле. «Глупо, я и так знаю, что Он
существует! Надо только к двери подойти и в глазок посмотреть. Вон, стоит и
даже знаки какие-то мне делает! Аж мурашки по телу бегут! Вообще, может, и
стоит книжку-то эту почитать. Глядишь, и позабудешь о Нём хоть на часок-другой.
Всё польза!»
* * *
Время летело
незаметно. Лето сменилось осенью, а за ней пришла зима. Иванов делал успехи.
Вскоре он уже мог с уверенностью сказать, что за ним не осталось ни одного,
даже малейшего проступка, который бы он не искупил добрыми делами. Беспокойство
и тревога от того, что за дверью кто-то есть, постепенно прошли. (Чего бояться,
если ты безгрешен?) На их месте прочно обосновались покой и уверенность в
завтрашнем дне.
На улице ребятня
играла в снежки. Снеговые комочки носились в воздухе, как огромные белые
майские жуки. «ВЖИК! ВЖИК! – ВЖИК! ВЖИК!» «ТРАХ!» – Стекло раскололось
вдребезги и осколок вонзился в самое сердце!
Боли Иванов почему-то
не чувствовал. Он с удивлением смотрел на алую струйку, текущую по халату прямо
на пол. «Всё. Конец. Приехали. Сейчас будет туннель и свет в конце. Меня
подхватят ангелы и понесут прямо в райские обители. Только надо очень быстро
что-то вспомнить. Или кого-то. Кто нас всех от чего-то спас. А, в общем-то,
зачем Он мне? Я ведь чист, как лист белой бумаги. Я всё отработал, мне никто не
нужен. Я сам себя спас!»
Иванова подхватывают
под руки и несут куда-то ввысь. А там, на золотом троне сидит кто-то
светящийся. Ласковым голосом он вещает: «Сын мой возлюбленный, ты мой истинный
ученик и последователь! Ты всю жизнь в поте лица своего служил мне одному. Не
бойся, ты не останешься без награды, в моём царстве обителей много! Войди в
радость отца своего! Мы теперь всю вечность будем вместе!» Иванов тянет руки к
тому, кого он так часто представлял в своей пустой комнате. Это с ним он вёл в
воображении долгие ночные беседы, это в его кровоточащие раны влагал пальцы.
Тот в ответ тоже протягивает к нему руки, они белые и холёные, с длинными
красиво заострёнными ногтями. Ещё секунда – и эти руки плотным кольцом
обхватывают Иванова, ногти вперяются в живую плоть. Его пробирает ледяная
дрожь, скользкое змеиное тело всё туже стягивает грудь, становится трудно
дышать. Из заоблачной выси Иван Иванович падает в бездонный колодец. «Спасите!
На помощь! – из последних сил кричит он. – Я не хочу умирать! Я хочу жить!»
«ТРАХ!» – Снежок
разбивает окно, осколки летят по комнате, один, особенно острый и длинный,
попадает в сердце висящей на стене фотографии Иван Иваныча. Испуганное детское
лицо глядит с улицы на живого Иванова.
