«А что ты ожидала? – раздавшийся в голове голос был очень похож на голос ее дорогого отца, упокой господи его душу. – Он ненавидит тебя. Ты сама об этом позаботилась. Вот что происходит, когда уходишь».
Ей следовало бы знать об этом лучше других: она долгие годы жила вдвоем с отцом. Ее мать их бросила, когда Холли была малышкой. Конечно, страдающий отец не говорил, что ненавидит жену. Он утверждал, что горюет, что продолжает ее любить. Но для Холли их жизнь была, как незаживающий ожог.
И вот сейчас она смотрит на пламя ненависти, которое сама и разожгла.
Тео сидел в элегантно обставленном кабинете, откинувшись на спинку кожаного кресла. Его густые темные и достаточно длинные волосы были взъерошены – как и четыре года назад. Но он как будто стал красивее. В те далекие дни Тео казался ей похожим на бога, со своим поджарым, мускулистым телом. Одного взгляда было достаточно, чтобы увидеть скрытую в нем силу. Белоснежная рубашка обрисовывала его плечи, восхитительную грудь и – Холли не забыла – подтянутый живот. Он выглядел внушительно, а клокотавшая внутри ярость только подчеркивала его непохожесть на других и яснее любых слов предупреждала, насколько опасным противником он может быть. Холли снова себя возненавидела.
За то, что сделала. Точнее, за то, что сказала. За тот хаос, в который превратился ее необдуманный поспешный брак с этим человеком, и за унылую пустоту, образовавшуюся в душе после разрыва. В ней жило теперь только одно чувство – всепоглощающее, горькое сожаление. Оно было ощутимым, липким и так сжимало горло, что становилось тяжело дышать. Холли даже казалось, что когда-нибудь она задохнется.
При взгляде на Тео ей захотелось податься вперед, дотронуться до экрана и ощутить тепло его гладкой оливковой кожи. Захотелось провести пальцами по его густым волосам, слегка завивающимся на концах, что всегда заставляло ее глупеть от желания. Захотелось прижаться к его полным, творящим чудеса губам, почувствовать их солоноватый вкус и ощутить почти болезненное желание утолить жестокий чувственный голод.
Но путь к этому извилист и труден – в этом сомневаться не приходилось. Путь к Тео наверняка обнажит старые раны и заставит их кровоточить. А это значит – снова пережить боль. Однако жить так невыносимо. Необходимо что-то предпринять.
Холли казалось, что она знает, как тяжело ей придется, но так было, пока она не увидела Тео. Хотя его образ был жив в ее памяти все эти годы, эффект от общения вживую был подобен удару в живот.
Его лицо, хотя и на экране, ослепило ее так же, как и в первый раз. Это произошло в небольшом ресторане на Санторини. Она неспешно пила кофе после обеда, не догадываясь, что ее жизнь вот-вот круто переменится. Он присел рядом с ней.
Мужчина из грез, ставший явью, – опасный, сексуальный…
– Холли!
Его низкий, нетерпеливый голос проник в ее мысли. Тело женщины ожило, задрожало. Она порадовалась, что Тео не может видеть ее реакцию, последовавшую автоматически, независимо от ее воли. Холли безотчетно сдвинула колени и поджала пальцы ног. Но самым тревожным было то, что в ней мгновенно вспыхнула искорка безумной надежды на то, что все можно исправить, вспыхнула вопреки холодному голосу здравого смысла.
– У меня нет времени, – между тем продолжал Тео. – Но даже если оно и было, мне нечего тебе сказать.
Его губы слегка скривились в подобии улыбки без тепла, но даже она не уменьшила его привлекательности. Как раз наоборот.
Как соблазнительна была мысль забыться, разорвать внутренние цепи и сказать наконец всю правду, пусть даже он не поверит ни одному слову. За эти годы Холли использовала все доступные ей средства, чтобы заставить Тео отпустить ее. Свободы она не добилась, зато теперь он ненавидит ее всеми фибрами души. Поэтому нужно вспомнить, какую карту необходимо сейчас разыграть, иначе она потерпит поражение, не успев начать.
Холли заставила себя собраться и улыбнулась Тео. Не так, как когда-то. Тогда у нее не было даже намека на инстинкт самосохранения. Она вляпалась – именно так – в любовь, как зверь в расставленный капкан, а ее наивность ничем не отличалась от глупости. Но за несколько одиноких лет Холли настолько отточила свою улыбку, что та позволила ей сыграть роль, возникшую на пепелище брака, который она сожгла своей ложью. Роль, которая, как она считала, легко позволит Тео умыть руки, дать ей развод и освободить их обоих.
