— Добрый вечер, утро, день и ночь, — сказал человек.
— Боитесь промахнуться?
— Нет, чтоб не вникать. Кто его знает, что там, за стеклом.
— По ту сторону стекла.
— Да, конечно. Закон гласит, что всё существенное — по эту сторону. А что находится вне, я обобщаю, чтоб исключить.
— Ловко. А можно исключить всё?
— Над этим и работаю. Этим и занят. Теоретически — да.
— А на самом деле?
— А вот на самом деле — нет.
— Так может, расскажете, поделитесь истинным знанием?
— Да запросто. Законы бытия открыть для ближнего — с огромным удовольствием. С нескрываемой радостью. В любое время года и суток. И, простите, для любого собеседника. Люблю поговорить. И даже поболтать. Только вряд ли вы поймёте.
— Почему? Ведь ваша речь так доступна и на душу ложится, как масло на хлеб.
— Почему, я и сам не знаю. Мне тоже кажется, что проще уже и не объяснишь. Проще и не скажешь. Но вот никто до сих пор не понял, поэтому я на всякий случай и предупреждаю, что и вы не поймёте. Исходя из накопленного опыта. Из того, что в копилке.
— Где же вы жили, с кем встречались? Просто не верится, что опыт ваш такой фундаментальный. Без исключений.
— Да в том-то и беда.
— Так начинайте.
— Ну, начнём. Приступим. У каждого творца своя эстетика.
— Нет, это слишком сложно. Вы сразу перешли на непонятный мне язык. Что такое «творца» и что такое «эстетика»? Сразу два слова непонятных.
— Ха-ха-ха-ха! Ой-ой! Ой-ха! Животик с вами надорвёшь. Да это пошутил я. Начну попроще, с самого убогого примера. Как Иисус.
— Для дураков.
— Да, да, это самое то. Для малообразованных. Так начинать — и никогда не промахнёшься. Начнём вот так. Людей я вижу насквозь. Всех, до одного. Ну, если честно, то не всех. А тех, которые открыли рот.
— Как в фантастическом кино. Мысли читаете?
— Увы, увы. Я не читаю их. Зачем мне мысли, если я вижу раньше мыслей? Я познаю источник этих самых мыслей. Если б я мысли читал, зачем было б подопытному рот открывать? Вы не совсем внимательны. Иль не логичны.
— Виноват, сплоховал. Вы меня потрясли этим источником, который где-то прячется, за закрытым ртом. Этого ни в каком фильме не видел и ни в одной книжке не читал.
— Хорошо. Значит, нам есть с чего начать. За что зацепиться. Хотя этот крючок весьма слабый, он может оборваться, давайте поищем какой-нибудь другой, понадёжнее.
— А как мы его найдём?
— Да вот не знаю. Может, мы начнём с пустыни.
— С какой именно? С Кара-Кум, или другой какой? Пустыни я не знаю, не жил там никогда, и от жары не страдал, и от голода, и пить всегда было, когда хотел. И такого, чтоб без людей очень долго быть одному, тоже не припомню.
— Хм. Хм. Я начинаю думать, что нам не с чего начать. И это хорошо. «И был вечер, и было утро». И было хорошо.
Человек ушёл в себя, самоизолировался на какое-то время, а потом снова возвратился в пространство разговора.
— Вернёмся в пропасть разговора, — сказал он. — Потому что это не пространство, а пропасть, и нам с вами не удаётся начать. И это хорошо, потому что в других случаях выходило так, как будто бы беседа уже началась, хотя на самом деле это было два голоса в пустыне. Один — в одной, скажем, Сахаре, а другой голос — в другой, пусть в Калахари.
— Вы начали с того, что кто-то открывает рот.
— Конечно. Чтоб сказать хоть что-нибудь, любой живущий открывает рот.
— И тут он выдаёт себя с ног до головы!
— Да! Вы угадали.
— Я на самом деле угадал!
— Но можно было и догадаться.
— Да какая разница. И вот он заговорил, а вы тут как тут. И видите источник его мыслей, и читать эти мысли нет надобности, вы их видите все разом, как городские дома с дельтаплана. Примерно так?
— Совершенно точно.
— Как логично. Надо же. А как же это на самом деле? В действительности, так сказать.
— Практиковаться надо. Чтоб не было ошибок. Чтоб рот открыл — и подноготная его лежит перед тобою.
— Бог ты мой, как интересно!
— Вы уж извините, но интересного тут мало. Даже совсем ничего интересного. Это — как земное притяжение. Вот оно есть, и всё. Кому это интересно. Ну, ходим мы по Земле, ну, притягиваемся. Кто этим восхищается? Кого это впечатляет? Ну, может, кто и найдётся? Какой-нибудь романтический физик. Быстрый разумом Невтон. А так, вряд ли это повод для восторга.