Тощий парень лет двадцати с напряженным лицом сидел на скамейке. Возле кирпичной стены болтали двое охранников, поодаль стоял какой-то здоровяк, отвернувшись к ограде.
— Хотите, чтобы я пошел с вами? — спросил Отто.
— Не нужно.
Бывший священник курил, повернувшись ликом к высокой железной ограде. Его взгляд бродил по лужайкам парка и в лиственном лесу. На земле у его ног стояла кружка с засохшими следами кофе.
Эрик зашагал по дорожке, замусоренной окурками и пакетиками сосательного табака.
Вот сейчас я встречусь со священником, которого предал, осудив его, подумал он. Если у Роки Чюрклунда есть алиби, мне придется признаться во лжи полиции и принять последствия.
Из-под ботинок поднималась сухая пыль. Эрик понял: Роки слышит его шаги.
— Роки? — позвал он.
— Кто спрашивает?
— Меня зовут Эрик Мария Барк.
Роки разжал пальцы, выпустил прутья решетки, за которые держался, и обернулся. Он был высоким, метр девяносто с лишним. Плечи еще шире, чем помнилось Эрику; подернутая сединой окладистая борода и зачесанные назад волосы. Зеленые глаза, на лице выражение холодного величия. На Роки был буро-зеленый свитер в катышках и с потертыми локтями. Могучие руки свисали вдоль боков, в расслабленных пальцах сигарета.
— Главный врач сказал, ты любишь «Кэмел». — Эрик протянул ему блок.
Роки задрал подбородок и глянул на него сверху вниз. Он молчал и не брал подарок.
— Не знаю, помнишь ли ты меня, — сказал Эрик. — Я имел отношение к суду девять лет назад — входил в группу, которая проводила судебно-психиатрическую экспертизу.
— И какое заключение ты выдал? — хмуро спросил Роки.
— Необходимость неврологического и психиатрического лечения, — спокойно ответил Эрик.
Роки щелчком отправил непотушенную сигарету в Эрика. Окурок угодил тому в грудь и упал на землю. Рядом рассыпались искры.
— Ступай с миром, — невозмутимо предложил Роки и надул губы.
Эрик затоптал окурок и заметил, как по лужайке приближаются двое охранников с сигнализаторами нападения.
— Что здесь происходит? — спросил один.
— Просто недоразумение, — успокоил его Эрик.
Охранники еще постояли, однако Эрик и Роки молчали. Наконец охранники вернулись к своему кофе.
— Ты им наврал, — заметил Роки.
— Иногда мне случается врать, — ответил Эрик.
На лице Роки не дрогнул ни единый мускул, но во взгляде мелькнул проблеск интереса.
— Тебя лечат? Неврология, психиатрия? — спросил Эрик. — У тебя есть право на медицинскую помощь. Я врач. Если хочешь, я посмотрю твою историю болезни и план реабилитации.
Роки медленно покачал головой.
— Ты здесь уже давно — и ни разу не подавал заявления, чтобы тебя отпустили на побывку.
— А зачем?
— Ты не хочешь выйти отсюда?
— Я отбываю свое наказание, — сумрачно пояснил Роки.
— Тогда тебе трудно было вспомнить произошедшее. Сейчас тоже трудно? — спросил Эрик.
— Да.
— Но я помню наши беседы. Иногда ты как будто считал себя невиновным в убийстве.
— Ясно… Я облепил себя большим количеством лжи, чтобы избежать наказания, ложь осадила меня, как пчелиный рой, и я стал отшвыривать ее от себя и бросать на другого человека.
— На кого?
— Какая разница… Я был виновен, но позволил лжи одолеть меня.
Эрик нагнулся, положил сигареты к ногам Роки и сделал шаг назад.
— Не хочешь ли рассказать о человеке, на которого ты стряхивал своих пчел? — спросил он.
— Я его не помню. Но знаю, что считал его проповедником, грязным проповедником…
Священник замолчал и снова отвернулся к ограде. Эрик встал рядом с ним, бросил взгляд на лес.
— Как его звали?
— Я уже не помню имен, не помню лиц, засыпанных пеплом…
— Ты назвал его проповедником. Он был твоим коллегой?
Пальцы Роки судорожно вцепились в решетку, он прерывисто задышал.
— Я помню только, что испугался. Наверное, поэтому и пытался переложить на него вину.
— Ты испугался его? — спросил Эрик. — Что он сделал? Почему ты…
— Роки, Роки! — позвал пациент, подошедший сзади. — Посмотри, что я тебе принес.
Они обернулись и увидели тщедушного человечка, который протягивал Роки завернутую в салфетку ватрушку с вареньем.
— Ешь сам, — отозвался Роки.
— Не хочу, — истово ответил сокамерник. — Я грешник, я проклят Господом и ангелами Его, и…
