Взглянув на банку, на мутную жидкость с кружащимися в ней частицами, Сага улыбнулась.
Воспоминание ожило в теле, и свободной рукой она бессознательно коснулась шрама на лице — памятный знак, глубокий разрез, рассекавший бровь.
Иногда Сага думала, что он разглядел в ней что-то особенное и потому пощадил, а иногда — что он просто подумал, что смерть — это слишком легко, и ему хотелось вынудить ее, Сагу, жить с ложью, в которую он заставил ее поверить, в аду, который он сотворил для нее.
Она так и не узнает, в каком аду.
Одно она знает наверняка: он решил не убивать ее, а она приняла решение убить его.
Идя по пустому коридору отделения судебной медицины, Сага вспоминала темноту, тот глубокий снег.
— Я попала, — прошептала она самой себе. Облизала губы, снова увидела, как стреляет, как попадает ему в шею, в руку и в грудь. — Три пули в грудь…
Сага тогда вставила новый магазин и выстрелила еще раз, уже когда он упал в ручей, высоко подняла факел и видела, как вокруг убитого ширится облачко крови. Она бежала по берегу, стреляла в темную массу и продолжала стрелять, хотя тело уже унесло течением.
Я знаю, что убила его, подумала она.
Но тела тогда так и не нашли. Полиция спускала под лед водолаза, обследовала берег с собаками-ищейками.
Возле кабинета Нолена красовалась опрятная металлическая табличка: «Нильс Олен, профессор судебной медицины».
Дверь была открыта; тощий судебный медик сидел за прибранным письменным столом и читал газету, в латексных перчатках. Под халатом у Нолена — таково было его прозвище — была надета белая тенниска; очки-«пилоты» блеснули, когда он поднял глаза.
— Ты устала, Сага, — приветливо сказал он.
— Немного.
— И конечно, красива.
— Нет.
Нолен отложил газету и стянул перчатки. Сага вопросительно посмотрела на него.
— Это чтобы на пальцах не осталось типографской краски, — объяснил он, словно читать газету в перчатках — нечто само собой разумеющееся.
Сага ничего не ответила и молча поставила перед ним банку. В спирту медленно покачивался отрезанный палец и какие-то бледные частицы. Распухший, наполовину сгнивший указательный палец.
— И ты, значит, думаешь, что этот палец принадлежит…
— Юреку Вальтеру, — коротко сказала Сага.
— Как он к тебе попал? — спросил Нолен.
Взяв банку, он поднял ее повыше, к свету. Палец уперся в стекло, словно указывал на медика.
— Я искала больше года…
Для начала Сага, позаимствовав ищеек, исходила с ними оба берега ручья, от озера Бергашён до истока возле Хюсингсвика. Она прошла у воды, прочесала оба берега, изучила морские течения в Норрфьердене и ниже, до самого Вестерфладена, побывала на каждом острове и поговорила со всеми, кто ловил рыбу в этой местности.
— Продолжай, — сказал Нолен.
Сага подняла глаза, увидела спокойный взгляд за блестящими стеклами очков. Вывернутые наизнанку перчатки двумя комками лежали на столе перед Ноленом. Одна подрагивала — от сквозняка или от движения воздуха под латексом.
— Утром я шла по берегу Хёгмаршё, — снова заговорила Сага. — Я и раньше там бывала, но пришла опять… Это дремучее место на северной оконечности острова. Густой лес до самых скал.
Она вспомнила старика, который вышел с другой стороны леса, держа в руках серебристо-серое, принесенное морем бревно.
— Не замолкай.
— Прости… и встретила церковного сторожа на пенсии… он явно видел меня в прошлый раз и спросил, что я ищу.
Сага тогда прошла со сторожем до обитаемой части острова. Там жили сплошь старики, меньше сорока человек. Позади белой часовни со звонницей располагалась сторожка.
— Он сказал, что нашел мертвеца у самой воды еще в конце апреля…
— Тело целиком? — тихо спросил Нолен.
— Нет. Торс и одну руку.
— Без головы?
— Без живота жить невозможно. — Сага услышала свой голос — как в лихорадке.
— Невозможно, — спокойно подтвердил Нолен.
— Сторож сказал, что тело, наверно, пролежало в воде все зиму — оно страшно раздулось, стало грузным.
— Они выглядят чудовищно.
— Он перевез тело на тачке через лес и положил на пол в сарае за часовней… но собака ошалела от запаха, и пришлось отвезти тело в старый крематорий.
— Он кремировал тело?
