Боровой сочно выругался и плюнул.
- Единственное объяснение, что в этом провалище неприменимы физические законы, установленные для земной поверхности, и нужно вырабатывать новые, - сказал Каштанов.
- Легко сказать - вырабатывать! - сердился Боровой. - На лету их не выработаешь! Сотни ученых десятки лет трудились, а тут все идет насмарку, словно на другой планете. Я не могу примириться с этим и готов подать в отставку!
Все рассмеялись при этой выходке метеоролога, который все-таки взялся за вычисление и объявил, что за день поднялись, то бишь спустились, на восемьсот шестьдесят метров, и место находится на девять тысяч метров ниже уровня моря.
- Я навел справку в руководстве по физике, - заметил Каштанов. - Оказывается, вода кипит при ста двадцати градусах при давлении в две атмосферы и при ста тридцати четырех градусах при давлении в три атмосферы. Сейчас мы испытываем давление приблизительно в две с половиной атмосферы.
- Понятно, что при таком давлении чувствуешь себя скверно и голова идет кругом, - заявил Боровой угрюмо.
Остальные подтвердили, что уже с ночи, проведенной среди льдов барьера, самочувствие ухудшилось, ощущается давление в груди, тяжесть в голове, вялость движений; сон беспокойный, с кошмарами.
- И собачки тоже чувствуют себя плохо, - заявил Иголкин. - Они словно ослабели и тянут хуже, хотя подъем некрутой. Я думал, они просто устали, а дело-то вот в чем!
- Интересно пощупать пульс у всех… - предложил Громеко. - У вас нормальный сколько, Иван Андреевич?
- Семьдесят два… - ответил Боровой, протягивая руку врачу.
- Ну вот, а теперь сорок четыре! Разница чувствительная. Сердце при таком давлении работает медленнее, а это отражается и на самочувствии.
- Что же, если спуск будет продолжаться, то сердце совсем остановится? - спросил Макшеев.
- Ну, не до центра же Земли мы будем спускаться! - рассмеялся Громеко.
- Почему нет? - проворчал Боровой. - Эта чудовищная воронка, может быть, доходит до центра Земли. Я теперь всему поверю. И не удивлюсь даже, если мы выйдем из нее среди льдов Южного полюса.
- Это уж, извините, ерунда! - заметил Каштанов. - Ни сквозной дыры через земной шар, ни воронки до центра быть не может. Это противоречило бы всем данным геофизики и геологии.
- Вот как! А с противоречиями всем законам метеорологии, которые мы уже наблюдаем, вы миритесь? Вот увидите, и законы вашей геологии полетят кувырком.
Каштанов рассмеялся.
- Метеорология, Иван Андреевич, наука легкомысленная, - сказал он шутливо. - Она имеет дело с непостоянной средой атмосферы, с ее циклонами и антициклонами, причины которых до сих пор неясны. А геология основана на прочном базисе - твердой земной коре.
- Прочный базис! - вскипел Боровой. - Пока его не тряхнет хорошеньким землетрясением, при котором любой геолог потеряет голову, если не что-нибудь похуже!
Все покатились от смеха.
- И потом, - продолжал метеоролог ядовито, - вы знаете каких-нибудь два-три километра в глубь земной коры, а судите о состоянии недр! И сколько голов - столько гипотез о природе этих недр. По мнению одних - ядро Земли твердое, по мнению других - жидкое, по мнению третьих - газообразное. Разберитесь тут!
- Разберемся со временем. Каждая гипотеза, если она обоснована, представляет лишний шаг к познанию истины. А насчет недр вы не правы. В данное время сейсмология, то есть изучение землетрясений, дает нам новые способы узнать больше о состоянии земного ядра… Интересно, что будет завтра, - закончил он. - Теперь каждый день можно ждать каких-нибудь факторов, на первый взгляд непонятных, но слагающихся в общую цепь причин и следствий, когда в них разберешься.
На другой день продолжалась снежная равнина с подъемом вверх, но более слабым; ветер по-прежнему дул с юга, низкие тучи клубились и стлались почти по поверхности земли, скрывая даль. К полудню подъем равнины сделался совершенно незаметным, а под вечер он перешел в спуск - собаки побежали быстрее, так что лыжники едва поспевали за ними. Температура держалась немного ниже нуля, и путь был легкий. Вдруг Боровой, шедший, как всегда, впереди, замахал руками и закричал:
