Рамон де Варгас».
Записка эта была адресована главному интенданту американской армии. Смысл ее, темный для непосвященных, для меня был ясен, как день.
Однако, несмотря на то что записка дона Рамона де Варгаса была тонка и дипломатична, мне совсем не улыбалось вторжение в гасиенду с взламыванием ворот и застращиванием пеонов. Хорош я буду в роли наглого мародера, с ножом у горла требующего у хозяина выдачи пяти тысяч быков.
«Воображаю, — вздохнул я, — что подумает Изолина… Несомненно, она должна быть в курсе дела.
Изолина, — успокоил я себя, — оправдает мое поведение, и я постараюсь выполнить инструкцию как можно мягче. Самую грузную часть программы свалю на лейтенанта».
Если красавица не будет отсиживаться в своей комнате, я хоть мельком увижусь с нею.
Прозвучал сигнальный рожок; пятьдесят рейнджеров с лейтенантами Холлингсвортом и Уитлеем вскочили на коней. Колонной по двое в ряд мы выехали из деревни и через десять минут остановились у гасиенды.
Массивные, как на тюремном дворе, ворота были заперты на засов с тяжелым висячим замком и припечатанными железными болтами. Неприветливо глядели окна с захлопнутыми ставнями.
Снаружи — ни души; даже встревоженные пеоны притаились.
Я уступил инициативу лейтенанту; он знал достаточно хорошо по-испански.
Спешившись, он подошел к воротам и крепко ударил в дубовую обшивку ручкой револьвера.
— Откройте! — крикнул он.
Ответа не последовало.
— Открывайте ворота! — повторил он настойчивее.
Снова молчание.
— Эй, вы там! Отворяйте! — кричал лейтенант, барабаня револьвером.
Изнутри отозвался чей-то дрожащий голос:
— Кто там?
— Это я! — взревел Уитлей. — Отворяйте! Что, вы там все умерли?
— Сейчас! Погодите! — ответил тот же испуганный старческий голос.
— Да не мешкайте! Мы — не грабители!
Послышался звон отодвигаемых болтов — сложная железная музыка, — ворота распахнулись внутрь, и мы увидели насмерть перепуганного привратника, его сторожку и часть двора.
Уитлей первым делом надрал привратнику уши. Затем мой исполнительный лейтенант громовым голосом приказал вести нас к хозяину дома.
Странный образ действий начальства пришелся по вкусу рейнджерам: за нашей спиной слышались одобрительные смешки. Не без труда приучили мы своих воинов к известной корректности в отношениях с мирным населением, и вид офицера-бандита доставил им искреннее удовольствие.
Многие в армии роптали на то, что с мексиканцами церемонятся: перед ними якобы расшаркиваются, в то время как мы изнываем под гнетом суровой дисциплины. Своим поведением Уитлей обнадеживал скучающих солдат.
«Кампания, — думали они, — становится интересной».
— Сеньор, — пробормотал привратник, — хозяин сегодня никого не принимает.
— Не принимает! — зарычал лейтенант Уитлей. — Скажи ему, что нас он обязан принять!
— Да, мой друг, — обратился я в примирительном тоне к привратнику, у которого так тряслись поджилки, что я начал сомневаться, дойдет ли он до внутренних покоев, — да, мой друг, пойдите и передайте вашему хозяину, что американские офицеры желают поговорить с ним по неотложному делу.
Привратник исчез, поощренный пинком лейтенанта.
Я не стал дожидаться его возвращения у заманчиво распахнутых ворот и с лейтенантом Уитлеем въехал во двор.
Нам представилась любопытная картина: двор мексиканского дома, или патио, весьма живописен. Здесь уже не видно окон с тюремными решетками и мрачных дверей, но радуют глаз расписные фасады и галерея с пестрыми занавесями и витражами.
Патио в жилище дона Рамона был вымощен плитняком; посредине журчал фонтан с каменным бассейном. Апельсиновые деревья колыхались над водоемом. Их золотые плоды наполняли ароматом воздух, непрерывно освежаемый током воды. Галерея с трех сторон облегала обширный двор. Ее мозаичный пол лишь на несколько дюймов поднимался над плитняком двора. Небольшие колонки поддерживали потолок галереи, защищенной трельяжами и занавесями.
На всем протяжении веранды, кроме входа, драпировки были задернуты. Таким образом внутренность ее была укрыта от наших взоров.
Ни души. Однако в следующем внутреннем дворе, так называемом «большом краале», мы нашли оживление: множество смуглых пеонов, обутых в сандалии, щеголявших в бархате с пуговицами-побрякушками, женщин и девушек в нагва и пестрых ребозо…
