- Вижу, что ты знаешь меня.
- Так вот, для скорости отбросим всякие обиняки. С завтрашнего утра ты будешь комендантом Еди-кулы - иными словами, тоже будешь узником, только узником за плату. Лишь один раз в году разрешат тебе выходить в город. И если аллах ниспошлет тебе долголетие, ты за всю свою жизнь только двадцать или тридцать раз увидишь Константинополь. Будешь сидеть в крепости, растолстеешь, как Вели-бей…
- Дальше.
- От тебя зависит избрать себе лучшую и вольную жизнь.
- Слушаю тебя.
- В Еди-куле заточен один узник, богатейший венгерский вельможа Балинт Терек…
- Ты хочешь освободить его?
- Я этого не говорил. Но, допустим, хочу.
- Слушаю тебя.
- Ты приведешь с собой нескольких новых солдат, пусть это будут твои слуги. Что, если б завтра вечером ты вывел господина Балинта из крепости под тем предлогом, будто его зовет султан?
- После заката солнца даже коменданту не разрешается выходить из крепости.
- По приказу султана разрешается. Ну, скажем, Балинт выйдет днем вместе с тобой и двумя солдатами. Улицы здесь безлюдны. Солдат ты отошлешь обратно, и дальше вы пойдете вдвоем с Балинтом. Но вместо того чтобы направиться к сералю, ты поведешь названного узника на корабль, который станет в гавани под оранжевым флагом. Не исключено, что это будет фелюга для перевозки пшеницы, барка или даже обыкновенная лодка. Их не так-то много стоит в этих местах. Вот я и говорю: в крайнем случае вы перемените одежду, плащи и оба взойдете на корабль.
- Вот и все?
- Нет, не совсем. Как только корабль отчалит, тебе отсчитывают в руки триста золотых, говоря по-турецки - три тысячи курушей, или пиастров. Потом водой или сушей мы поедем в Текирдаг. Там тебя будет поджидать человек с добрыми конями и пятьюстами золотых. Это еще пять тысяч курушей. Мы поедем в Афины, оттуда в Италию, как только вступим на итальянский берег, тебе отсчитают еще пятьсот золотых.
- Тысяча триста.
- Пока - да. Это, кажется, твое жалованье за десять лет. Но это, разумеется, не все. Подумай сам: неужели человек, владеющий Дебреценом, Сигетваром и Вайда-Хунядом, управляющий королевским имением и почти всей Задунайщиной, - неужели он не даст тебе с легкостью хотя бы и девяносто девять тысяч золотых, даже если ему пришлось бы расстаться для этого с половиной своего состояния!
- А если я не увижу и первой тысячи?
- Хочешь, я сейчас ее отдам тебе?
Бей задумчиво смотрел в темноту.
Гергей пожал плечами.
- Если увидишь, что мы обманываем тебя - хотя, думаю, венгра-обманщика ты никогда еще не встречал, - у тебя всегда хватит времени обвинить Балинта Терека в попытке бежать из крепости и заявить, что ты один погнался за ним и поймал на корабле. Приведешь его обратно с корабля или с суши - тебе все равно поверят, ибо ты его привел.
Бей задумался.
- Хорошо, - сказал он наконец. - Пусть завтра, за час до заката, в заливе стоит корабль с оранжевым флагом на расстоянии полета стрелы от Семибашенного замка. Жди меня на берегу. Как я узнаю тебя?
- Присмотрись ко мне хорошенько при свете луны. Если завтра не признаешь по лицу, то по тюрбану узнаешь. На мне будет желтый, как сера, тюрбан.
- За час до захода солнца.
- Ровно в одиннадцать часов, - ответил Гергей.
По турецкому времени заход солнца бывает в двенадцать часов.
Было уже за полночь, когда Гергей и Мекчеи вернулись.
- Сыч еще здесь? - спросил Гергей, входя в корчму.
- Спит, - ответил Мильциад.
- Ты можешь сделать так, чтобы он проспал завтра часов до одиннадцати?
- Могу, - ответил корчмарь.
Он взял стакан, налил в него воды, насыпал какого-то порошка. Порошок растворился, как соль.
Потом корчмарь принялся трясти турка.
- Эй, Байгук! Не пора ли домой?
Турок поднял голову, посмотрел вокруг мутными глазами и зевнул.
- На, выпей воды и ступай восвояси.
Турок даже не взглянул на стакан, только протянул руку.
Он залпом выпил воду и уставился глазами в одну точку. Попытался подняться, но опять свалился.
Гергей сунул корчмарю в руку пять золотых.
- Можешь быть совершенно спокоен, - подмигнул Мильциад. - Этот молодец не сдвинется отсюда хоть до завтрашней ночи.
