Не баюкала — беспокоила месячная эта ночь. Редкий мог уснуть: вскакивал скоро и шел бродить по ярмарке, не одолев странных помыслов, прислушиваясь к глохнущим звукам. Сонно налаживали песню, бегали к мшанской шинкарке за водкой. Молодые томились, прятали что-то друг от друга. Ленив был смех, хотелось побыть одному. Глядеть, как лиловая дорога отсвечивает в темных откосах, тайные вспыхивают огни в степи. Тянет туда, в завешенное раздолье: будто вот за дремотной заводью, в какой-то серебряной дубраве найдешь нечаянное, на всю жизнь счастье…
Даже становым не спалось в палатке, хотя выпили они перед сном «по черепушечке». Почесывались, ворчали… Догадливые стражники давно плутали в путаных тележных рядах, разнюхивая «насчет баб для их благородий». Подняли трех каких-то, сонных, поволокли. Бабы визжали и падали у каждого костра, царапая землю. Стражники деловито и жестоко ругались, а отходя в сумерки, должно быть, тешились, срывая с баб кофты и несуразно хохоча.
С затона туман потянул облаком-призраком. Потускнела обитель: бледным венком плыл туман вкруг куполов; с кладбища запахли сильнее цветы, вспомнилась сказочная какая-то жуть. Дружнее поддувал от черного востока лесной, посвежевший ветер.
Тополь звякнул по стеклу в Татьяниной келье. Она отворила окно: холодным душистым шелком погладила ее ночь, обессилила внезапной дрожью. За стенами покоилось зеленоватое от месяца небо, гремел глухо, словно шепчась с листвой, «Героический марш». Не понять — во сне, наяву ли, и чего хочет замолчавшая душа…
Накинув платок черный, медлительно зажгла она свечу, будто покоряясь чьей-то иной воле. В коридоре нагнулась, пытливо, осветив постель, где разметалась послушница Груша в розовой рубашке. Дунув на пламя, скрипнула лестницей, прижимая палец к подбородку. Синяя ночь стояла за березами, обещала. Татьяна устало улыбнулась чему-то и, уронив платок на глаза, вошла в тихие палисадники.
В сторожке погасли, наконец, огни, стих ревучий оркестр. Купцы поплелись вразброску: кто по домам, кто с певицей в луга, кто на ярмарку под прилавок — зарыться хмельной головой в душистую отаву и всхрапнуть до солнца. Гвоздарев еле взобрался на тележку и загремел по дороге, силясь тщетно вспомнить мотив «Героического марша» и ругаясь на работника.
Не спится на ярмарке, ждут праздничного солнца, пьяного дня, когда зазвенят, закружатся в буйном хороводе и гармоники, и пестрые карусели, и цветные толпы, разгульным разливом подошедшие к Мшанску. Тихие парочки влюбчиво перешептываются на лугу, где стихли давно вечерние игры. Гулящие мужики, удрав от жен, ищут где бы поживиться; осклабясь сладко, ловят встречную бабенку, вынимают вышитый кисет, хвастаясь: «Пойдем, кума, в рожь, в прятки играть, в накладе не будешь: во, мошна тугая, завтра новые бусы куплю». Полногрудые молодайки переманивают их на темную сторону, подальше от людей, послушно усмехаются, кутаясь в узорный платок. Не на деньги льстятся: улещает хмельными речами ночь-шептуха, запретные ее услады…
От бахчей, с того берега, раскрывая встревоженные камыши, выплыла лодка, направляясь к обители. Перед ней бежал очарованный месяц, как желтый уголь, мешая Яше-нежному заглядывать вдаль, за черные струи. Слегка ветер набегал, порхал лунными брызгами на очерненных ветлах, пел в ушах. И ночь простиралась — сладострастная и богомольная, как соблазненная черница.
Темно у монастырского мостика, ветлы встали шатром. Изредка луна раздвигает стрельчатый купол их, вспыхивает в синей воде. Яша выпрыгнул из лодки, замирая, приложился ухом к старой калитке — ничего не слышно. Потом стукнул полегоньку, еще раз, и сам чуть не испугался: раздвинулся, показывая луну, ветхий частокол, черная фигура вышла, сжала Яшины руки и склонилась к нему, дохнув жарким ртом. Яша вздрогнул, тесно припал к Татьяне, сразу ослабев.
— Яков Иваныч, — шептала она прерывисто, — Яшенька, ах, боязно мне, грех-то какой!
Очнулся немного почтмейстер, схватил в охапку рыжеволосую красавицу и спрыгнул в лодку, чуть не поскользнувшись на мостках. На том берегу дымились луга, мутные от росы, чернела облаком месячная дубрава… Насилу поднял весла Яша онемевшими руками…
