чем
ут–ро, бед–ро и т. д. У других европейских народов совсем не то, и заемные от них слова следуют другому закону. Мы пишем:
мун–дир, гар–дина, ар–мая и пр. так же, как французы пишут
cas‑tel, car‑ton, а немцы
hur‑tig, wich‑tig и пр. Есть и в русском письме исключения, особенно в словах составных или с удвоенною согласною, но таково общее правило, взятое письмом от речи говореной. Нельзя сказать утвердительно, было ли то же начало у санскритских иранцев, но это вероятно: известно, что индейцы охотно переносят даже конечную согласную к началу следующего слова, начинающегося с согласной, как
абгава тпутра вместо
абгавсчп путра. Во всяком случае, существование безгласного знака весьма важно и разительно
[332]. Заметим мимоходом, что этот знак, жалкий конек защитников древних слоговых письмен, ничего не доказывает в пользу нелепой системы. Санскритская согласная не подразумевает никакой гласной, кроме
а краткого (среднего между
о и а, точно так же как наш о краткий есть средний между о и а: замечательное тождество). Почему же в согласной подразумевается
а краткое? Явно слоговое письмо! А как бы ученые произнесли согласную без скрытого а или как бы они назвали букву, которая, как и всякий предмет, требует названия? Органы произношения, приходя в спокойное положение после отдельной согласной, производят тихий звук, похожий на шептаный в и от этого согласные назывались
па, ва, ра и т. д., простодушие учащихся грамоте склонно было произносить полное название согласной при первоначальном чтении по складам, и вот причина, почему всякая санскритская согласная произносится с кратким а, если за нею нет другой гласной, или знака безгласия, или сращения с другой согласной. Ларчик открывается просто, и поборникам слоговых письмен приходится искать другого конька. Мы сказали, что слова, обозначающие предметы или действия, взятые из видимой природы, доказывают только братство племен, но не указывают на возраст их при разделении. Важнее самих корней совершенное согласие в развитии этих простых начал. Оно разительно в славянском и санскритском. Напр., в числительных названиях, которые совершенно тождественны в обоих наречиях, замечательно не столько отношение
чатур и
четыре, сколько общность второй их формы:
чатвара и
четверо, в которой находится начало слова
vier, возникшего из
четверо с опущением начального слога, если
vier не составилось сокращением из готского, уже искаженного,
fidvor. Мы видим уже единство не в корнях, а в развитии. В названиях степеней родства сходство еще важнее. Нет сомнения, что оно заметно и во всех других наречиях, но оно гораздо сильнее между славянским и санскритским, точно так же как между зендским и германским. Одно из названий, принадлежащих уже к семье, образованной почти на гражданский лад, заслуживает особого внимания. Это слово
свекр. Оно находится у всех народов Европы, даже у кельтов, но нигде не имеет смысла, основанного на этимологии. В санскритском и славянском находятся его начала; санскр.
свадру, славян,
свекровь заключают ключ выражений
schwager, галльского
chwegr и прочих. Во–первых, должно заметить, что
свекровь и
сноха в собирательном назывались
свекры. Это явно из русской присказки. Женщина, у которой спрашивают про ее родство с мужчиной (ее отцом), отвечает: «Его мать и моя мать сзекры, а ты ступай да смекни».
Кры есть коренная форма слова
кровь (от того
стог и другие).
Свасру и
свекры значили просто: близкие, принятые в кровное родство
(сва–сру чли
своя–кры, своя кровь). Мы заметим, что названия степеней родства у всех выходцев Ирана сходны (и это явно показывает уже семейную жизнь до расселения), что эти названия в славянском ближе к корням, как мы видели в слове
свекровь и можем заметить в немецком
oheim из славян,
отчим (корень—
отец), несмотря на разность теперешнего смысла; и что, наконец, роскошь этих названий у славян —
отчим, мачеха, свекр, тесть, сноха, невестка, стрый, уй, золовка, шурин, деверь и т. д. — показывает сильнейшее развитие семейности и старую оседлость племен. Еще важнее для языкознания сходство в словах, принадлежащих к речи грамматически усовершенствованной и обозначающих отношения отвлечения. Таковы местоимения. Во–первых, ясно по их неправильным формам в санскритском языке, что они уже прошли через долгую жизнь народа и через бесчисленные изменения; во–вторых, видно, что разделение семьи пригангесской и придонской произошло уже после всех этих перемен. В сравнении с славянским языком и в отношении к родству с санскритским все прочие европейские наречия почти не заслуживают внимания. Местоимение первого лица более или менее одинаково у всех; сходство славянского
