Я подал государю письмо в собственные руки. Читая начало оного, государь кивал головой, подходя же к концу, он разгневался и, привставая с места, поднял руку и с жаром сказал:
– Нет, это непростительно! Ему ли, молокососу Левашову, забыться до такой степени перед фельдмаршалом? Я не позволю ему оскорблять сего почтенного старца. Под суд его, под суд его! – закричал государь.
Дочитав же письмо до конца, он его подал мне. Я сказал, что я письмо сие читал.
– Чего фельдмаршал просит? – продолжал государь с жаром. – Чтоб я его простил? Никакие уважения, ничто на свете не заставит меня сего сделать; для родного брата не сделаю сего, и с ним также поступил бы. Место, мною занимаемое, не позволяет мне снисходить в таковых случаях. Левашов нарушил законы и уважение, которым он обязан был к летам фельдмаршала и званию его. Пускай же законы и осудят его! Я бы на месте Левашова сам просил суда: ибо в таких обстоятельствах один только суд может оправдать невинного; но он еще опровергает первое донесение фельдмаршала о происшествии, случившемся от музыки. Скажи, пожалуйста, ты знаешь первое отношение фельдмаршала к министру? Оно совершенно справедливо?
– Знаю, – отвечал я, – и без всякого сомнения, оно справедливо. Иначе не может быть, государь. В отношении фельдмаршала умолчено только обстоятельство о принесенной Левашовым на Карпова жалобе, как совершенно посторонней и также несправедливой; при сем я рассказал и содержание оной.
– Все сие откроется, – сказал государь; – но вот новое затруднение: надобно теперь опять в Киев писать, чтобы знать, кто были свидетели говоренных Левашовым за обедом речей. Не знаешь ли ты их?
– Репнинский и Кайсаров. Когда фельдмаршал получил письмо ваше, он был очень обрадован доверенностью, вами ему оказанной.
– Как же было мне иначе сделать? – прервал государь. – Я сделал было неправильное взыскание по донесению Левашова; не должен ли я был таким образом поступить и в отношении к фельдмаршалу?
Я продолжал:
– Но когда он увидел требование вашего величества, дабы он объяснил вам неудовольствия свои на графа Левашова, то сказал, что он желал бы избегнуть подобного донесения; а, приказав вторично прочитать себе письмо ваше, он сказал, что сие неминуемо должно сделать и велел мне изготовить письмо к вам, с внесением в оное всего касательно графа Левашова, но с присовокуплением в конце письма просьбы его, дабы вы предали дело сие, как уже прошедшее, забвению. Он говорил, что уже слишком долго живет на свете, и что желал бы умереть, дабы избавиться терпимых им огорчений; когда же я, изготовив письмо, на другой день рассказал содержание оного, то он велел вымарать все постороннее, не касающееся до известного вам ныне поступка графа Левашова, сказав мне, что я могу объяснить прочее, ежели меня спрашивать будут.
Государь слышал слова сии и ничего не спросил, а желал узнать только, кто таков Репнинский, о котором он забыл.
– Я никогда не любил Левашова, – продолжал государь, – но держал его на месте, потому что полагал его полезным для края, и в прошлом году, когда я узнал, что он забывался перед фельдмаршалом в торжественные дни, не соблюдая должной одежды, я его 10 дней к себе не пускал. Впрочем, он, казалось, был в хороших сношениях с фельдмаршалом, так что князь однажды даже поручил ему просить у меня денег, и я ему тогда же немедленно выслал сто тысяч рублей. Не ссорил ли их кто-нибудь между собой?
– Я прежде не замечал, – отвечал я, – ни вражды, ни дружбы между ими. Описанное происшествие случилось во время отсутствия моего, когда я был на смотрах с вашим величеством в Москве и в Орле. Когда я приехал, то фельдмаршал рассказал мне оное и всякий день твердил его. При отправлении же меня ныне сюда, подписывая письмо к вам, сказал, что сего уже достаточно и что за сим оставалось графу Левашову отрубить только ему голову. Это были собственные его выражения.
– И все написанное справедливо? – спросил государь.
– Я не был свидетелем; но когда фельдмаршал приказал мне писать письмо, то он велел позвать Карпова и переспросить его обстоятельно о сем деле, что я и сделал и, написавши, прочитал письмо Карпову, который подтвердил его.
