Брызгая глиной и на ходу спешиваясь и вскакивая обратно в седло, изрешетив воздух, Лаврентий пронесся перед разинувшими рты односельчанами. Уже был вдалеке, когда зашумели люди, а подоспевшие музыканты заиграли встречу, не увидел кабатчиков, тащивших мехи на улицу и наполнявших даром любой кувшин, и не участвовал в попойке, первой после освобождения от солдат и которой крестьяне с избытком вознаградили себя за пережитое. Но долго ноты шарманки скользили за всадником и время от времени, распугивая их, надсаживался одинокий кларнет
Сегодня Лаврентий мог бы вкусить прелесть приема, о котором мечтал. Но было некогда
Тропа в деревушку была слишком крутой и вязкой. Лошадь идти далее не могла. Это благоприятствовало Лаврентию; стражники тоже не проедут дальше, думал он, а пешие разве поспеют за горцем? И бросив лошадь, он несмотря на скользкие иглы и сучья и подъем побежал через лес с быстротой оленя и был скоро на переломе
Ночь готова была вот вот наступить и казалось ждала только, чтобы в небе потухло длинное и затейливое розоватое облако. Пахло мхом и грибами. Ветер отсутствовал и даже векши не шевелили дубовых веток. Передвигаться по западному склону было много трудней, приходилось съезжать каждые десять шагов. За лесом же, на травяном откосе, удержаться было немыслимо. Лаврентий споткнулся и полетел под гору. Вот он внизу. Поляна была усыпана светляками и огни невыговариваемой деревушки таяли среди бесчисленных звезд. Наверху созвездия, распухнув от сырости, ничем не отличались от насекомых и вели такой же молчащий хор. Ни птиц, вовсе вымерших, ни бубенчиков, ни потока, чтобы замутить бездонную тишину. И внезапно до Лаврентия донесся рокот, сделавший бездну еще явственней и много раз слышанный, но к которому молодой человек оставался доныне глух. Это пели кретины
Сколько Лаврентий мечтал в последние дни о возврате к доброй жизни, неосторожно утерянной, но никогда не думал, что надо вернуться во что бы то ни стало и что добрая жизнь это смерть. Но вот коснулись разбойника бессмысленные, безжизненные, бесполезные звуки и стало ясно (почему однако так поздно), что только за нечеловечьими звуками скрывается счастье, которого он упрямо искал на стороне. Почему, ужаснувшись (а что обиход, разве он стоит счастья?) Лаврентий тогда, в утро после убийства Луки, покинул спасительный хлев кретинов. Вернуться к ним. Остаться около них навсегда
Молодой человек насторожился. Кажется, выстрелы. Вероятно погоня. Да и кретины замолкли. Поздно мечтать о счастье
И Лаврентий бросился к дому Ивлиты. Раньше чем стража настигнет, все будет кончено. Уже хотел распахнуть ударом двери, когда те отворились сами, и на пороге выросла женщина, в которой он тотчас признал старшую дочь зобатого, и схватила разбойника за плечо: “Тише, громко шептала она, плохо ей, второй день рожает, и разрешиться не может”.
Лаврентий оттолкнул бабку и ворвался в дом. Но когда он увидел в глубине кровать и его облепили стоны, задержался, не смея двинуться. Рожает? Может ли он убить обоих? Мать пусть погибнет, но потомство?
“Уходи, не видишь, что ли”, наседала на него зобатая, выталкивая в соседнюю комнату. Щупая пистолет Лаврентий метался из угла в угол, останавливаясь то и дело и прислушиваясь
Снаружи молчание не нарушалось. Время проходило. Где же преследователи, чего они медлят, спрашивал Лаврентий. Раздумывают как себя вести? Или окружают дом, чтобы предложить сдаться... Пустое занятие. Дорого обойдется им это. Надо однако выяснить в чем дело. Лаврентий поднялся на чердак и выбрался на кровлю. Никого. Очевидно стража решила отложить нападение до утра, чтобы избегнуть бессмысленной перестрелки. Вероятно
Ночь колесила медленно и томительно. Дальний вой волков и ворчанье медведей, где то еще справлявших свадьбы, послышались на минуту, даже не вызвав деревенских собак на лай, и развеялись навсегда. Ничего, кроме стонов Ивлиты. Ни одного окна, ни светила. Но в этой слепой и бессловесной ночи пухло что то, коловоротило, накоплялось, уже воздух отяжелел, навалившись свинцом на грудь. Почему же они не убивают? Подкрадываются?
