«И зачем ему нужен конь, зачем?» — думал Иван.
— Брось дурака валять, дядя Кузьма! — крикнул он охрипшим голосом.
— На, племянничек! Выкуси! — Кузьма показал племяннику дулю. — Споймал, а? — Он кричал, точно желая заглушить шумливую речку. — Куда там твоим паршивым колесикам до моего тезки!
И весело смеялся.
— Не зубоскальничай, дядя Кузьма! — осипло крикнул Иван. — А то плакать придется! Все одно изловлю! Не таких ловили!
— Руки коротки, племяш!
— Прошу тебя, дядя Кузьма, сдавайся добровольно!
— А черта лысого не хотел?! — И опять смеялся. — Все одно на своем паршивом моторчике за моим Кузьмой Крючковым тебе не угнаться!
— Не кичись! Не радуйся! Живьем возьму и доставлю куда следует! Не я буду Иван Холмов! Прошу тебя, дядя, пойми! Положение твое безвыходное.
— А ты можешь войти в мое положение?
— Верни лошадь колхозу. Вот и все твое положение!
— А как жить без коня?
— Проживешь! Все люди живут без лошадей, и ничего!
Речка текла, торопилась. Шумела тягуче, монотонно, и не было ей никакого дела до того, о чем на ее берегах вели речь дядя и племянник.
— То люди! А то я! — кричал Кузьма. — Эх ты! А еще называешься племянничком! Зверюка, а не племянник! И в кого такой бессердечный уродился? Все в роду Холмовых люди как люди, один ты такой бессердечный выродок.
— Прекрати болтовню! Говори, сдаешься?
— Иди ты, Иван, к черту! Вот с ним, с рогатым, и потолкуй!
И Кузьма умело, как это делают горцы, накинул на плечи бурку, носком стоптанных черевик прикоснулся к стремени, и сухое, еще гибкое тело его уже было в седле. Не спеша поправил бурку, так что она до хвоста укрыла спину коня, на затылок сдвинул кубанку и, не оглядываясь, важно, шагом, чуть набок сидя в седле, на манер горцев, поехал по ущелью. Какое-то время в зелени веток покачивалась кубанка и темнели острые плечи бурки. Потом и они исчезли.
Иван с тоской глядел ему вслед. От злости заскрежетал зубами и пошел к речке. Встал на торчавший из воды плоский камень и начал умываться. Ему было жарко, и он окунул голову в холодную воду. Встряхивая мокрыми волосами, Иван не утерпел и еще посмотрел туда, где скрылся Кузьма. Думал, может быть, дядя одумался и вернулся. Нет, в зелени леса никого не было.
— Готовый бандюга! — зло сказал Иван, подходя к мотоциклу. — Ну ничего, долго в горах гулять тебе не придется! Все одно в моих руках будешь!
Полночь. Спала Весленеевская, раскинув хаты по берегам Кубани и речки Весленеевки. Ни в одном окне не было огонька. Редкие фонари на столбах, что стояли на площади, светили тускло.
Как вор, ехал Кузьма не по улице, а огородами. Спешился и в поводу, осторожно, подвел коня к дому брата Игната. Постоял возле сенцев, постучал в дверь рукоятью плети, сказал:
— Братуха! Выдь на минутку!
Игнат услышал стук и знакомый голос. Нехотя поднялся с постели. Загремев засовом, Игнат в одних подштанниках показался на пороге.
— Полуночничаешь, Кузьма?
— Прибыл до тебя за советом.
— Один тебе совет был и есть: поезжай к Ивану и сдай ему коня.
— Не могу. Хоть ты, братуха, пойми мое положение. Не могу!
— Не ты не можешь, а гордость твоя супротивляется, — сказал Игнат. — Пожалел бы, Кузьма, моего сына. Ить тебе что? В седло — и айда в горы. А Ивану за твое непокорство перед начальством отвечать.
— Посоветуй, Игнат, как мне быть.
— Совет у меня один: иди к Ивану и сдайся. — И уже с усмешкой: — Выброси белый флаг и подними руки.
— Никогда этому не бывать! — зло ответил Кузьма. — Пусть Иван и не ждеть! Не сдамся!
Братья молчали, не зная, о чем же еще им говорить.
— Может, мне к брату Алексею податься? А? — тихо и грустно спросил Кузьма.
— Да ты что? Сдурел, что ли? — удивился Игнат. — И чего ради к нему попрешься?
— Ить у Алексея власть.
— Была власть, да вся уже вышла. Читал его письмо? Живет на берегу моря, как все, пенсионером. И пусть себе живет. Не лезь к Алексею со своим конем, не позорь брата.
— А куда же мне? Может, в район пожаловаться? Есть же в районе начальники и повыше твоего Ивана! Они-то поймут мою беду.
— Какая еще беда? — Игнат усмехнулся. — Глупость засела в твою голову, а не беда!
— Привык же я к седлу. Как жить буду?
