— Район идет, сказать, дружно. Урожай выше среднего. Хлеб сдали сверх плана, выручаем соседей. На сегодняшний день остались неубранными кукуруза и картошка. Но это уже для нас не проблема!
— А как с урезанными огородами? — спросил Холмов. — Есть ли жалобы?
— Уточняю, — сказал Рясной. — Имеются в виду приусадебные участки, находящиеся в личном пользовании членов сельхозартели? Так надо понимать вопрос?
— Да, именно так.
— Тогда это не проблема!
— Почему? Нет жалоб?
— Жалобы, само собой, имеются, без жалоб не бывает, — сказал Рясной. — Но это, повторяю, не проблема!
— А что проблема?
— Хлеб! — Рясной многозначительно поднял палец и подумал, что именно такой ясный и точный ответ понравится Холмову. — Хлеб, и еще раз хлеб! Зерно! Зерновая проблема была, есть и осталась! А! Вот и мое семейство, так сказать, в полном сборе! — обратился к детям, которых ввела в комнату Анна Ефимовна, желая показать их Холмову. — Дети, это наш дорогой гость, Алексей Фомич Холмов! Помните, я вам о нем говорил? Ну отвечайте, помните?
— Помним! — отозвался недружный хор.
— Это наша самая старшая, Алена, — пояснила Анна Ефимовна, не в силах скрыть радость. — А это Сереженька. А это Люся. А это Витенька. А это самая младшенькая наша, Оксанка. Дети, подойдите к Алексею Фомичу и поздоровайтесь.
Дети стояли по ранжиру. Справа находилась Алена, невысокая статная девушка лет шестнадцати, полнолицая, больше своих младших сестер похожая на мать. Рядом, на голову ниже, стоял Сережа, вихрастый, голубоглазый мальчик в свежеотутюженном школьном костюме. Затем, еще ниже, Люся, с нежным личиком и тоже голубоглазая. Потом стоял Витенька, большеголовый мальчуган с маленьким белым чубчиком. Завершала эту живую лесенку Оксанка, девочка лет трех, в розовом платьице, с большими и удивительно голубыми глазами и белым бантом в светлых вьющихся волосах.
Каждая по-своему похожая на мать, девочки подходили к Холмову и, смущаясь и краснея, неумело приседали. Мальчуганы, такие же крепыши, как отец, подступили все вместе и протянули руки. Холмов потрепал чубатые головы пареньков, улыбнулся. Приятно было видеть чужое счастье. Он похвалил детей, сказал, что мальчики очень похожи на отца, а девочки на мать, и этим вызвал у родителей на лицах умиление и радость.
— Как это говорил поэт, — заметил Рясной, — растет племя молодое, незнакомое… Смена!
— Теперь, дети, идите, — ласково сказала Анна Ефимовна, — и занимайтесь своими делами.
После чая, когда они прошли в кабинет и уселись на диване, Холмов глазами искал книжный шкаф, вообще книгу или газету, и не находил. Закурил и почему-то вспомнил легенду о Каргине. Он коротко пересказал Рясному то, что узнал от брата. Рясной слушал, пожимал плечами, потом озабоченно спросил:
— И был тот человек председателем колхоза? — На лице его выразилась уже не озабоченность, а удивление. — И его, стало быть, околдовала какая-то бабенка? Не поверю! Быть того не может! Да у нас нынче пошли такие председатели, что их не берут ни черти, ни ведьмы. Да они не поддадутся и самому дьяволу! А как его фамилия? Каргин… Так, так, Каргин… Нет, Каргина не знаю, такого не слыхал. А имя и отчество? Будто бы Степан Степанович? Ну, узнать, уточнить — это не проблема! — Взял телефонную трубку, сказал басом: — Ярового на провод! Мигом! Ты, Яровой? Слушай! Срочно наведи справки, был ли у нас в районе председатель колхоза по фамилии Каргин Степан Степанович. Хорошенько поищи того Каргина. Все уточни и позвони. И, положив трубку, к Холмову: — Конечно, на свете всякие истории бывают. И выдуманные и настоящие, жизненные. Но случай с тем Каргиным если, допустим, и был, то был еще до меня. При мне, ручаюсь, такого безобразия в работе не было! Если бы хоть что-либо подобное случилось, то я все знал бы и смог бы своевременно принять меры.
Не успел Холмов выкурить папиросу и решить для себя, ехать ли ему сперва в Вознесенскую, к Сагайдачному, а потом уже в Камышинскую, к Стрельцову, или наоборот, как зазвонил телефон. Рясной снял трубку.
— Ну, ну, — говорил он. — Так, так. Вот оно что! И этот Каргин? Так, так… И еще Каргин? Да, да, верно, наш райфин. Ну и ну! И опять Каргин? Да сколько же их в районе, этих Каргиных? Ну, ну! Добре! Молодец, Яровой!