И Холмов, ища ответа, начал думать о том, что жизнь не стоит на месте, что в станицах выросли новые люди, такие, как, например, Андрей Кочергин, с его любовью к «сельскому рабочему классу», или чем-то похожие на Кочергина; что жизнь в районах быстро меняется, а руководители кое-где остаются прежними. Часто в районе можно еще встретить руководителя, который не так давно казался и умным, и солидным, и деловым, а сегодня он таким уже не кажется. «Почему? Время обогнало? — думал Холмов. — Видно, это тот, кто отстал от времени, зазнался и думал о себе одно только хорошее. А что же будет через десять-пятнадцать лет, когда вырастут совсем новые кадры — люди молодые, по-настоящему образованные, здравомыслящие? Что же делать тем, кто отстал, кто состарился не годами, не физически, а душевно? Выход прост: лучшие заменяют худших. И ничего, что эти лучшие будут немолодыми и чем-то похожими на Маню Прохорову. Суть не в молодости. Если бы было так: плохой руководитель сам осознает, что он плохой, и сам добровольно уступает место руководителю хорошему. Понятно, что когда-то так и будет, только, надо полагать, не скоро. Растить кадры — дело не только кропотливое, но и нелегкое, сам по себе этот процесс медленный. Это не то, что заменить в машине какую-то износившуюся деталь новой, только что полученной с завода. Тут не механизмы, а живые люди. И еще, как говорит Рясной, проблема: что надо сделать, чтобы тот руководитель, кого следует заменить лучшим, сознавал бы, что делается это не по чьей-то прихоти, а исключительно в интересах партии и государства? Ведь каждый руководитель, как правило, свыкся с мыслью, что на своем месте он незаменим. Попробуй, к примеру, послать Калюжного на работу обычную, не руководящую? Он воспримет это как величайшую к себе несправедливость. И еще беда: почему-то рядом с собой плохие руководители растят людей, чем-то похожих на себя. Тот же Калюжный, к примеру, вырастил Ивахненко. А ведь в той же Широкой живут не только Ивахненки, но и Кочергины. Именно ими, Кочергиными, и надо было заняться Калюжному, чтобы потом поменять местами: Ивахненко — к станку, если он, конечно, способен стоять у станка, а Кочергина — в станичный Совет. Но разве Калюжный может это сделать? Ему трудно заменить своего воспитанника другим, лучшим, но не им воспитанным. Я уехал из Родниковской, а Калюжный, наверное, и забыл о проступках Ивахненко, и все может остаться так, как и было. И снова в длинном коридоре станичники будут проклинать Ивахненко. Так что куда ни посмотри, к чему ни обратись, все сходится на том: быть настоящим руководителем и непросто и нелегко, и от него, от руководителя, чаще всего проистекают и наши радости, и наши горести».
Тут Холмов, прикрыв глаза ладонью, увидел раннее весеннее утро и светлочубого весленеевского паренька. Это был Алеша Холмов. Он стоял на пороге станичного ревкома. Кажется, это было совсем недавно, будто бы вчера. А ведь уже пролетело почти сорок лет. Не верилось, что тот весленеевский Алеша Холмов и этот сидящий в «Волге» Алексей Фомич — одно и то же лицо. Теперешний Холмов смотрел на того, весленеевского юношу, как обычно смотрят на человека незнакомого.
Юным и робким пареньком стоял Алеша Холмов в раскрытых дверях. Не решался войти. А предревкома, несмотря на ранний час, уже собрался куда-то уезжать. У него всегда были срочные и важные дела. На улице его поджидала линейка в пароконной упряжке и кучер с винтовкой на коленях. В бурке, в низкой серенькой кубанке, повязанный башлыком, предревкома повесил на грудь карабин, улыбнулся светлочубому юноше и спросил:
— Алеша, у тебя есть дело ко мне?
— Поручитесь за меня в партию.
— Значит, хочешь стать коммунистом?
— Хочу. И прошу поручиться…
— С радостью поручусь за тебя, Алексей. И своим именем, и именем твоего отца. В тебя я верю так же, как верил в Фому Холмова. Твой батько, Алеша, был моим близким другом. С Фомой мы завоевывали советскую власть. Жаль, что не дожил Фома до этих дней…
Да, это было, и было давно.
«Как же его фамилия? — думал Холмов, прижимая ладонь к глазам. — Вот, брат, какая штука. Склероз! Позабыл фамилию того, кто за меня поручался…»
