Бахчевник разошелся не на шутку, начал материться. Работников обнял его и сказал:
— Не кипятись, партизан. Войди в положение.
— Не желаю входить в положение! Не умеете управлять хозяйством, так и скажите колхозникам!
— Да пойми ты, горячая голова, у нас еще зерно не вывезено, — говорил Работников, не отпуская от себя бахчевника. — А зерно поважнее кавунов.
— Так за каким же дьяволом я тут сидю?
— Посиди еще немного. Вот поеду к Якименкову… — Работников отошел от бахчевника. — Что-нибудь придумаем.
Пока шел разговор возле куреня, шофер, не теряя времени, нагрузил задник машины лучшими на вид арбузами и сел за руль, как бы говоря этим, что все уже сделано и можно ехать. И снова ехали молча. Вид у Холмова был мрачный. Работников нарушил молчание и предложил Холмову позавтракать арбузом с хлебом.
— Жинка положила полбуханки мягкого хлеба, — сказал он. — А ты же знаешь, мягкий хлеб да кубанский кавун — какая славная еда!
Остановились в тени верб близ Кубани. Всходило солнце, и тихая, спокойная гладь в низких берегах блестела и пламенела. Холмов смотрел на могучую реку, так не похожую на ту Кубань, что течет в горах. Арбуз был сочный, сладкий, хлеб мягкий. Ел же Холмов нехотя и молча. И когда они позавтракали и закурили, а шофер отошел к машине, Работников спросил:
— О чем задумался, Алексей Фомич?
— Думаю, как бы избавить «Авангард» от помощи Андрющенке. — Холмов посмотрел на пламеневшую реку. — А вот как это сделать? Не знаю. Не могу придумать. Если прикажу тебе начать выдавать зерно на трудодни?
— Не подчинюсь. Тебя я, Алексей Фомич, уважаю, а только твой приказ для меня зараз не закон.
— А чей же закон?
— Ежели из района прикажут.
— Тогда надо тебе ехать к Медянниковой. И сейчас же!
— Не поеду. Мне ехать нельзя. Сам понимаешь, не положено.
— Боишься?
— Честно говоря, Алексей Фомич, побаиваюсь. А что? Я не скрываю.
— Но Медянникова не зверь, не съест, — сказал Холмов. — Женщина вежливая, умная. Объясни ей положение, и она тебя поймет. Чего же ты боишься поехать к Медянниковой?
— До Медянниковой, ты знаешь, был у нас Авдеев, — ответил Работников. — Тот к себе не подпускал. Чуть что — даст взбучку или влепит строгача. При Авдееве все под страхом жили. И хотя теперь разумом понимаю, что Медянникова не такая, как Авдеев, а поехать к ней не могу.
— Тогда поеду я!
— И тебе не советую. Из-за себя не советую. Обо мне подумай, Алексей Фомич, — просил Работников. — Ты побудешь у Медянниковой и уедешь, а мне тут оставаться. Так что прошу тебя: не надо ехать! Мы как-нибудь и на этот раз выкрутимся. А то Медянникова подумает, что это я пожаловался, что я подослал тебя.
— Эх, Никитич, Никитич, и не стыдно тебе говорить такое?
— Стыдно, а что поделаешь. Ведь говорю-то правду. Не надо ехать, Алексей Фомич.
— Не проси и не уговаривай! — решительно сказал Холмов, вставая. — Прикажи шоферу, чтоб отвез меня к Медянниковой. Сейчас же и побыстрее!
Через три часа Холмов был в Береговом. Вошел не в знакомую ему приемную, а в небольшой кабинет, с двумя окнами, смотревшими на море. Небритый, в лыжном костюме, без шляпы, он испугал Медянникову. Увидев его в дверях, она встала и развела руками:
— Алексей Фомич! Что это вы в таком одеянии?
— Я из «Авангарда». От Работникова.
— Как вы туда попали?
— Лучше спроси, почему приехал к тебе!
— Прошу, садитесь и рассказывайте.
Холмов сел в кресло, закурил и рассказал о том, как попал в «Авангард», что там увидел и почему явился к Медянниковой.
— Мне понятно ваше желание побывать в родной станице, — сказала Медянникова. — Но почему пешком? Взяли бы мою машину.
— Речь не обо мне. — Холмов поднялся, подошел к окну. — Речь, Елена Павловна, об «Авангарде». Надо прекратить помощь этому бездельнику Андрющенке. И чем быстрее, тем лучше.
— Хлеб, Алексей Фомич, нужен не Андрющенке, а стране, — Медянникова тоже подошла к окну и смотрела на море. — Раньше, когда вы не были пенсионером, тоже ведь говорили, что стране нужен хлеб, что интересы государства…
— Да, говорил. И теперь говорю то же. Но то, что делается в «Авангарде», расходится с интересами государства, — ответил Холмов. — В этом-то и беда. Не веришь? Вместе поедем в «Авангард». Сама убедишься в правоте моих слов.
