Точно так же все так называемые высшие виды труда — умственный, художественный и т. д. — превратились в предметы торговли и лишились, таким образом, своего прежнего ореола. Каким огромным прогрессом явилось то, что все полчище священников, врачей, юристов и т. д., следовательно религия, юриспруденция и т. д., стали оцениваться только лишь по их коммерческой стоимости>{76}.
(В-третьих: превратив труд в товар и подчинив его, как таковой, свободной конкуренции, его старались производить по возможности дешевле, т. е. при возможно меньших издержках производства. Благодаря этому для будущей организации общества бесконечно облегчен и упрощен всякий физический труд. — Сделать общие выводы.)
В-третьих, вследствие того, что все стало объектом продажи, рабочие констатировали, что все может от них отделяться, отчуждаться, и они впервые стали свободны от подчинения определенному отношению. Преимуществом является то, что рабочий может делать со своими деньгами все, что ему угодно, как в противоположность уплате продуктами, так и в противоположность образу жизни, предписывавшемуся просто принадлежностью к определенному сословию (феодальному).
Написано К. Марксом в конце декабря 1847 г.
Впервые опубликовано на русском языке в журнале «Социалистическое хозяйство» в 1924 г. и на языке оригинала в журнале «Unter dem Banner des Marxismus» в 1925 г.
Печатается по рукописи
Перевод с немецкого
Ф. ЭНГЕЛЬС
РАБОЧИЙ КЛАСС ФРАНЦИИ И ПРЕЗИДЕНТСКИЕ ВЫБОРЫ[384]
Париж. Распайль или Ледрю-Роллен? Социалист или монтаньяр? Вот вопрос, из-за которого партия красной республики раскалывается на два враждебных лагеря[385]. О чем, собственно, идет речь в этом споре?
Обратитесь к газетам монтаньяров, «Reforme», «Revolution», и они вам скажут, что сами не могут разобраться в этом; по их словам, социалисты выдвинули буквально такую же программу непрерывной революции, прогрессивного налога, налога на наследство и организации труда, какую выдвинула Гора; они скажут, что никаких принципиальных разногласий не существует и что весь этот неуместный шум поднят некиими завистниками и честолюбцами, которые злоупотребляют «чистосердечным доверием» народа и из эгоистических соображений возбуждают подозрение против деятелей народной партии.
Обратитесь к газете социалистов «Peuple»[386], и она вам ответит горькими излияниями по поводу невежества пустоголовых монтаньяров, бесконечными юридически-морально-экономическими трактатами и, наконец, таинственными намеками, что по существу речь идет о новой панацее гражданина Прудона, котораяде скоро обнаружит свое превосходство над старыми социалистическими фразами школы Луи Блана.
Обратитесь, наконец, к рабочим-социалистам, и они вам коротко ответят: «Се sont des bourgeois, les montagnards» {«Они буржуа, эти монтаньяры». Ред.}.
Единственные люди, которые сразу разгадали, в чем тут дело, — это опять-таки рабочие. Они знать ничего не хотят о Горе, так как Гора сплошь состоит из буржуа.
Социалистическо-демократическая партия состояла еще до февраля из двух различных фракций: во-первых, из ораторов, депутатов, писателей, адвокатов и т. д. и шедшей за ними довольно значительной массы мелкой буржуазии, которая, собственно, и составляла партию «Reforme»; во-вторых, из массы парижских рабочих, которые никоим образом не были безусловными последователями первых, а наоборот, были их весьма недоверчивыми союзниками, то теснее примыкая к ним, то сильнее от них отдаляясь, смотря по тому, выступали ли деятели «Reforme» более решительно или занимали более колеблющуюся позицию. В последние месяцы существования монархии «Reforme», которая вела в это время полемику с газетой «National», выступала в связи с этим очень решительно, и между нею и рабочими установилась тесная связь.
Поэтому деятели партии «Reforme» вошли во временное правительство также и в качестве представителей пролетариата.
Здесь нет нужды распространяться о том, как, являясь меньшинством во временном правительстве и в силу этого будучи неспособными отстоять интересы рабочих, они только помогали «чистым» республиканцам
