Собрание сочинений, том 6 - страница 129

«Право перенесения места и отсрочки заседаний Национального собрания вытекает из прерогатив исполнительной власти, и это признано во всех конституционных странах».

Что касается права исполнительной власти переносить место заседания законодательных палат, то я требую от представителя прокуратуры привести в доказательство этого утверждения хотя бы один закон или пример. В Англии, например, король мог бы в силу старого исторического права созвать парламент в любом угодном ему месте. Нет закона, в котором был бы указан Лондон в качестве законной резиденции парламента. Вам известно, господа, что в Англии вообще самые важные политические свободы санкционированы обычным правом, а не писаным законом; так обстоит, например, дело со свободой печати. Но если бы какому-нибудь английскому министерству взбрела в голову мысль перенести парламент из Лондона в Виндзор или Ричмонд, то достаточно было бы высказать эту мысль, чтобы убедиться в ее неосуществимости.

Правда, в конституционных странах корона имеет право отсрочивать заседания палат. Но не забудьте, что, с другой стороны, во всех конституциях определено, на какое время могут быть отсрочены заседания палат, после какого срока они снова должны быть созваны. В Пруссии не было никакой конституции — ее еще только предстояло создать; не было установленного законом срока созыва отсроченной палаты — а следовательно, не существовало и права короны на отсрочку. Иначе корона могла бы отсрочить созыв палаты на 10 дней, на 10 лет, навсегда. Где же была гарантия, что палаты будут когда-нибудь созваны или что они будут беспрепятственно заседать? Существование палат наряду с короной было предоставлено благоусмотрению короны, законодательная власть — если здесь вообще может быть речь о законодательной власти — превращена в фикцию.

Господа! Вы видите на этом примере, к чему приводит попытка приложить к конфликту между прусской короной и прусским Национальным собранием масштаб отношений, существующих в конституционных странах. Она приводит к признанию абсолютной королевской власти. С одной стороны, короне предоставляются права конституционной исполнительной власти, с другой стороны — не существует никакого закона, никакого обычая, никакого органического установления, которые налагали бы на нее ограничения, свойственные конституционной исполнительной власти. Народному представительству ставится требование: при абсолютном короле ты должно играть роль конституционной палаты!

Нужно ли еще разъяснять, что в данном случае вовсе не исполнительная власть противостояла законодательной власти, что принцип конституционного разделения властей не может быть применим к прусскому Национальному собранию и прусской короне? Допустим, что вы не принимаете во внимание революцию, что вы придерживаетесь официальной теории соглашения. Но даже по этой теории друг другу противостояли две суверенные власти. Не подлежит сомнению, что из этих двух властей одна должна была уничтожить другую. Две суверенные власти не могут одновременно, бок о бок, функционировать в одном государстве. Это — нелепость вроде квадратуры круга. Борьбу между двумя верховными властями должна была решить материальная сила. Но не будем здесь вдаваться в исследование вопроса о том, возможно ли было соглашение или невозможно. Достаточно того, что две власти вступили во взаимоотношения друг с другом, чтобы заключить договор. И сам Кампгаузен допускал возможность того, что договор не состоится. С трибуны указывал он сторонникам соглашения на опасность, грозящую стране, если соглашение не состоится. Опасность заключалась в той исходной позиции, которую занимало согласительное Национальное собрание по отношению к короне, а теперь, задним числом, хотят сделать Национальное собрание ответственным за эту опасность, отрицая эту его исходную позицию, превращая Собрание в конституционную палату. Хотят разрешить затруднение, абстрагируясь от него!

Мне кажется, я доказал вам, господа, что корона не имела права ни переносить место заседания, ни отсрочивать собрание соглашателей.