Колодка, которую принес отец, оказалась маленькой планкой. На ней цвета ленточек медалей: оранжево-черная - "За победу...", красная по бокам, а внутри такая же оранжево-черная - "За Берлин", бледно-фиолетовая с синей полосой посередине - "За Прагу", зелено-бело-красная - московская, юбилейная...
Лида видела раньше такие колодки только у военных, а у таких, как отец, гражданских, никогда не видела.
Девятого мая они шли с отцом по улице, и у многих, очень у многих прохожих были такие же колодки, и даже ордена, и медали, которых Лида не знала. Отец почему-то страшно стеснялся, без конца прикрывал левую сторону пиджака, где он прикрепил колодку с боевыми ленточками, бесконечно тер нос и переносицу, чесал лоб и брови... И Лиде было радостно от того, что у нее такой отец!
Иногда ей казалось, что у отца появляются слезы. Но, видно, только казалось.
- Ты плачешь, папа? - спросила она, когда они встретили пожилую женщину с палочкой и такой же колодкой, как у отца.
- Нет, что ты, Лидуша! - сказал отец. - Наоборот!
Он и в самом деле улыбался.
Она спрашивала, глядя на прохожих:
- А это?
- "За взятие Кенигсберга", - отвечал отец. - Орден Красной Звезды. "За боевые заслуги". "Отечественная война второй степени". Орден Славы первой, да, точно, первой степени. "За доблестный труд в Великой Отечественной войне". Боевого Красного Знамени. "За отвагу". Нахимова второй степени. "За освобождение Будапешта". А это - орден Ленина. И звездочка Героя, видишь?..
- Ты все знаешь, папочка! Откуда? - вырвалось у Лиды.
Отец смутился.
- Еще бы не знать, Лидуша! Грустно только, что молодежь нынче не знает. А надо бы!
Потом, через две недели, кажется, он уехал. Да, как раз через две недели. А они с матерью перебрались сюда - на дачу.
Здесь хорошо, если бы не погода. Дача двухэтажная, тихая, теплая. Вокруг лес - густой, высокий, почти до неба. И пруд есть - там, где "Зона отдыха Фрунзенского района". Минут двадцать ходьбы от дачи. Только купаться в нем этим летом почти не пришлось...
...Днем буквально на какую-то минуту прекратился дождь и выглянуло солнце. Его не было видно за высокими елями и соснами, но оно чувствовалось, ибо светило сквозь мохнатые ветви деревьев, падало лучами и лучиками вниз, к земле, блистало мокрой хвоей и каплями только что прекратившегося дождя.
Соседи снизу вышли на участок. Кто-то с ножницами - подстригать клубнику. Кто-то с тяпкой - полоть огород. Кто-то с лопатой - клумбу готовить под цветы будущего года.
"Как у них все заранее расписано!" - подумала Лида.
И птицы развеселились - защебетали, занялись своими делами. И даже бабочки запорхали над мокрой травой, и загудели осы и мухи. И полуживые комары, оставшиеся со вчерашнего дня в комнате, ринулись к окну.
Лида распахнула рамы. Свет и тень. Солнце и стволы деревьев. Стволы разные, и лучи солнца всюду разные. На зеленых лапах елей - одни. На соснах - другие. На высохших ветках - третьи. На траве...
У кого это было? Где-то она видела такое, почти неправдоподобное сочетание яркого света и темных теней, радости и грусти, добра и зла. Где-то видела. Но где? Неужели в Третьяковке? Да, там был Куинджи. Это он.
- Погодка-то, Лидочка! - крикнул снизу сосед. - Сейчас только и гулять! Иль вот с землей повозиться!
Не нравился Лиде этот сосед. Правда, и не было вроде ничего в нем плохого, но как-то уж очень настырно он говорил о своем огороде и о земле вообще. И почему-то все время намекал Лиде, что, дескать, вот они люди простые, необеспеченные и им не до магазина, не до базара. Мол, свое-то куда дешевле.
А Лида знала, что у них - пусть они, как считает сосед, люди обеспеченные! - вечно не хватает денег, и мать занимает, и отец, хотя не экономят, не прижимаются, а живут вроде бы по простому принципу, как все: есть - есть, нет - нет!
Лида безразлично посмотрела на соседа, словно и не расслышала его слов.
- Ну, как знаешь, Лидочка, - обиженно удивился сосед. - Я ведь думал, как лучше!.. Пользоваться надо погодкой. Не часто в сие лето такая случается...
- Я приду! - крикнула она в окно. - Вот только...
