"Гривенник букет! Гривенник букет! Гривенник букет!"
Сенька выходит на тропинку. Вот и знакомый мосток. И здесь стоит невообразимый шум и гам.
"Гривенник! Гривенник! Пятиалтынный пара!" - пищат незабудки.
"Полтинник стакан! Полтинник! Только полтинник!" - шелестят в рощице кусты малины.
Прямо на мосток под ноги Сеньке выходит целая армия грибов. Они топают, как солдаты, кричат хором:
"Только белые! Рубль! Только белые! Рубль!"
И даже из Гремянки высунули свои морды окуни и, тяжело дыша, пыхтят:
"Рубль десяток! Рубль десяток!"
Сеньке становится очень скучно. Он уже не может и не хочет бежать, ему лень двигаться, ноги его не слушаются. Наконец он делает шаг, еще шаг, еще... А вокруг него и лес, и поле, и трава, и песок, и воздух, и речка, и солнце - все шумят о деньгах. И вдруг оказывается, что это уже вовсе не лес, и не поле, и не песок, и не воздух, и не речка, и не солнце, а замусоленные, помятые рубли, и блестящие полтинники, и двугривенные, и пятиалтынные, и гривенники.
"Скучно, - думает Сенька. - Скучно..."
Он возвращается домой, с трудом входит в комнату и вдруг видит горящую лампадку. Сенька удивляется. Ведь икону давно сняли! И в это же время Катькина голова высовывается из иконы и, тряся бородой, произносит:
"Не по Сеньке шапка! Не по Сеньке шапка!"
Сенька хочет отвернуться. Хочет сорвать шапку. Нет шапки!
Он кричит...
Мать подбежала к Сенькиной постели.
- Что с тобой, сынок? Приснилось что-нибудь дурное? Ложись! Ложись спокойненько! - сказала она, укладывая Сеньку под одеяло.
- Вовсе и не приснилось. Я не сплю совсем! - пробормотал Сенька. - На самом деле это...
7
Мать, как всегда, поднялась рано, накормила мужа и старшего сына, а Сеньку не стала будить. Пусть поспит! Намотался вчера! Да и вечером опять в город.
Пока Сенька спал, она успела собрать последние помидоры, нарыть картошки, а заодно и найти на земле десятка два яблок, оставшихся после бури. Яблоки уже с червоточинкой, и мать решила поставить их на стол. "Верно Коля говорил: для своих-то и забываю".
Проснулся Сенька около восьми. Стал мучительно вспоминать что-то. Вспомнил: Катька в иконе. Посмотрел в угол. Иконы нет. И Катьки тоже. Значит, все это - сон. Впрочем, Катька была. И ее опять надо пасти.
Погода хмурилась. Небо в серой дымке, в воздухе - мелкая дождевая пыль.
- Может, не ходить сегодня с Катькой? - заикнулся Сенька.
- Да ты не сиди с ней, сынок, - посоветовала мать. - Отведи к речке, привяжи и возвращайся! А после сходишь...
"И то ладно! - подумал Сенька. - Хоть бы стащил ее кто!"
Мать словно догадалась:
- Вот только бы не украли!
- А кому она нужна! - с сожалением сказал Сенька.
Он пошел в хлев, надел на Катьку ошейник, привязал веревку:
- Пошли, что ли!
Улица пуста. В такую погоду ребята сидели дома. Взрослые работали.
Услышал Сенька и шум отцовского трактора. На крытом току трещала молотилка. Где-то работал движок.
Сенька пересек улицу и вышел на полевую дорогу. Справа на капустном поле стояла грузовая машина, маячили фигуры женщин.
Когда подошел ближе, увидел среди женщин и свою учительницу.
Сенька поздоровался с Лидией Викторовной, спросил:
- Тоже работаете?
- А как же! - ответила Лидия Викторовна. - Самая горячая пора. Хочешь - помогай!
- Лидочка у нас молодец. Доброволка! - похвалила учительницу одна из женщин.
Женщины срезали раннюю капусту. Даже шофер не сидел без дела подтаскивал тяжелые корзины к машине.
- Вот только козу отведу, - сказал Сенька.
- А пусть твоя Катька капустой полакомится, - предложила учительница. - Привязывай ее здесь. Смотри, листьев-то сколько!
Сенька обрадовался:
- И верно!
Он привязал Катьку на краю поля, где уже сняли капусту, а сам подошел к Лидии Викторовне.
- На! Нож возьми! - крикнул ему шофер, бросив к ногам Сеньки большой ножик. - С возвратом!
Катька с жадностью набросилась на капустные листья. Она моталась по полю, словно ее вот-вот могут лишить такого счастья.
Но Катьку никто не гнал, и она, быстро наевшись, улеглась в полной растерянности между грядками, вяло обнюхивая торчащую перед ней кочерыжку.
А Сенька тем временем вовсю разделывался с кочанами. Срезав два кочана, он не складывал их, как все, в корзинку, а бегом относил к машине и клал прямо в кузов.