Если признать такой смысл в апостольском учении о власти, тогда станет ясно, что христианство благословляет эволюцию политических форм и видит конец возложенной на власть миссии только там, где начинается Церковь.
Лучший для христиан тот политический строй, который совершенно служит идее государства как становящейся Церкви. Никакой формы государства христианин не может ни признавать, ни отрицать как абсолютное, за исключением того случая, когда этот строй принципиально противоречит Евангелию.
Такое положение мы имеем только в одном случае: при самодержавном неограниченном образе правления>628.
Признание самодержавия есть уже отречение от Христа, ибо признать власть ничем неограниченную – значит принципиально допустить, что в случае, если власть потребует явно безбожного дела, я как признавший её неограниченность должен повиноваться ей, а не Богу. Малюта Скуратов, задушивший святого митрополита Филиппа, должен был или отречься от признания царского самодержавия, или отречься от Христа, – он избрал последнее.
В таком же положении оказывается всякий и современный опричник.
В письме г. Ветрова попутно затрагивается много очень серьёзных вопросов, которых я пока касаться не буду. Скажу только, что я совершенно не согласен с г. Ветровым, что будто бы, по мнению Мережковского, «добро и зло должны быть признаны по крайней мере равносильными стихиями», и тем более не согласен с тем, что «при свободе печати можно ожидать, что Толстой, по крайней мере на некоторое время, займёт всё внимание большинства русского народа».
По моему же глубокому убеждению, Толстой в своей вере не народен, и потому, когда народ его действительно узнает, он за ним не пойдёт.
Несколько слов о деле О. Г. Петрова
За последнее время очень много писалось и говорилось о деле свящ. Г. Петрова>629. Почти в каждом номере самых различных по своему направлению газет можно найти статьи, сообщения и слухи, касающиеся этого дела. И между тем, по моему мнению, религиозно никто не коснулся судьбы свящ. Г. Петрова.
Зная наперёд, что вряд ли редакция «Века» целиком будет разделять моё мнение, я пишу в форме «письма в редакцию», надеясь на гостеприимство и терпимость уважаемого издания.
Свящ. Г. Петров – не мученик, и с этой точки зрения судьба его не заслуживала бы такого широкого ежедневного обсуждения, как это делается теперь. Гонения, которым подвергнут он, совершенно бледнеют не только перед страдальцами, по пятидесяти лет томившимися в наших православных монастырских тюрьмах за свою веру>630, но даже перед массой безвестных провинциальных пастырей, которые за последнее время подвергались со стороны духовной администрации и высылкам, и заточениям, и лишению сана. Достаточно вспомнить судьбу замечательного священника в Тифлисе Ионы Брихничёва>631, всенародно спрашивавшего «Христиане ли цари?», который больной был брошен в тюрьму и лишён сана. «Клиросное послушание», по сравнению со всеми этими фактами, – не наказание, а милость.
Понятно, конечно, почем у газеты, чуждые религиозных вопросов, преследующие исключительно политические цели, остановились именно на «деле свящ. Петрова». Свящ. Г. Петров популярен, его знают, читают и любят, и несправедливость в отношении его, незаслуженное преследование, хотя бы самое незначительное, легче и шире, чем судьба какого-либо другого пастыря, могло усилить в широких массах оппозиционное настроение.
Для «политических» газет религиозная сторона дела совершенно безразлична. Им важно использовать «дело» в своих политических целях… И они с своей точки зрения правы, всячески обрушиваясь на правящую бюрократию, не дающую никому сказать свободного слова, преследующую даже такие умеренно-либеральные в политическом смысле произведения, как все фельетоны и статьи о. Петрова.
Но, спрашивается, что является самым больным, самым тяжёлым для религиозного человека в судьбе о. Петрова?
На этот вопрос, по моему мнению, не было дано правильного ответа в печати, об этом говорят, но не пишут.
Несправедливость и даже преступление в отношении о. Петрова было совершено духовной администрацией не теперь, когда его ссылают на три месяца в монастырь, а много раньше, когда он был лишён
