Зовут как? Меня-то зовут Генри Робинсон. Почтальон я, на государственной службе с 1947-го. На Западе всю жизнь прожил, кроме, конечно, трех лет, что в армии оттрубил. Во время войны. Разведенный. Давно, двадцать лет уж как развелся. И детей своих — двое у меня, — почитай, столько же не видал. Да нет, не могу сказать, что такой уж я легкомысленный, но и больно серьезным себя, пожалуй, не назову. Считаю, в человеке всего должно быть намешано, и того, и другого. Еще считаю, очень важно в жизни работать, чем больше, тем лучше. А человек, которому делать нечего, только и знает, что в себе копаться. Времени-то девать некуда.
Знаете, я просто вот как уверен, что в том-то все и было дело. Ну, может, и не все, да похоже на то. Этот парень, который тут поселился, он ведь не работал, ничего не делал. Ну и она, жена его, тоже не без вины. Она-то ведь это одобряла.
Битники. Я думаю, если б вы их увидали, так бы и определили. Битники. У парня была такая бородка, остренькая, только подбородок закрыт, волосы шатенистые. Посмотришь на него и думаешь: неплохо бы ему сесть да как следует пообедать, а после — сигару хорошую. А жена его — а может, и не жена… Словом, женщина эта очень даже была привлекательная, ничего не скажешь. Волосы темные, длинные, матовая кожа. Но точно могу сказать, голову дам на отсечение, хорошей женой она не была. А уж матерью и подавно. Художница. Парень-то не знаю, чем занимался, может, по той же части. Ни тот, ни другая нигде не работали. Но за квартиру платили, это точно. И как-то перебивались, во всяком случае, в то лето.
Первый раз я их увидел утром в субботу, так примерно в одиннадцать или в четверть двенадцатого. Разносил почту. Почти две трети своих домов обошел. Завернул в их квартал, Пайн называется. Смотрю — во дворе у Коулов машина, «форд» старый, пятьдесят шестого года, с большим открытым прицепом. В квартале всего три дома, этот последний, а рядом — Мерчисоны, они в Аркате меньше года, и Гранты, эти уже два года у нас живут. Мерчисон работает на деревообделочном у Симпсона, а Джин Грант — поваром в ресторане Денни в дневную смену.
Их два дома, потом незастроенный участок и дом Коулов, в самом конце квартала. То есть это раньше в нем Коулы жили.
Парень этот стоял за прицепом во дворе, а она как раз выходила из парадного, во рту сигарета. Белые джинсы в обтяжку, мужская майка, тоже белая. Увидела меня, остановилась и стоит смотрит, как я иду по дорожке. Ну, дошел я до их почтового ящика, сбавил ход и говорю:
— Устраиваетесь? Все в норме?
— Ну, чтобы все было в норме, нужно время, — говорит она и убирает рукой со лба волосы, да не прядку какую-нибудь, целую пригоршню. И все курит.
— Вот и хорошо, — говорю. — Добро пожаловать к нам в Аркату.
Сказал так и почувствовал себя не в своей тарелке. Не знаю почему. Но рядом с этой женщиной я всегда чувствовал себя не в своей тарелке. Может, поэтому и настроился сразу против нее.
Она будто нехотя мне улыбнулась, и я было двинулся дальше, да тут этот парень — Марстон его звали — вышел из-за прицепа с большой коробкой игрушек в руках. Ну, понимаете, Арката — не деревня, это точно, но и городом ее не назовешь. Думаю, правильно будет сказать про нее — городок, да скорее маленький, чем средний. Но не захолустье какое-нибудь, вот уж нет. Не край света. Большинство наших работают на лесопилке или на рыбозаводе, некоторые в больших магазинах в центре города. И знаете, наши не привыкли к таким бородкам. И к таким парням, которые не работают, тоже не привыкли.
— Привет, — говорю ему. Он ставит коробку на бортик прицепа, и я протягиваю ему руку. — Генри Робинсон меня зовут. Только приехали?
— Вчера днем, — отвечает.
— Ну и поездочка! — говорит эта женщина. — Четырнадцать часов тащились из Сан-Франциско из-за этого чертова прицепа.
— Ну и ну! — говорю и качаю головой. — Из Сан-Франциско? А я как раз прошлый год ездил в Сан-Франциско, дай бог памяти, в апреле или в марте.
— Вот как? — говорит она. — Правда? И что же вы делали в Сан-Франциско?
— Да ничего особенного. Езжу туда раза два в год. Посмотреть бейсбол, я за «Гигантов» болею, или на Рыбачью Пристань
