— Я хочу знать все, знать о каждом проведенном с тобой мгновении из тех, что я не могу вспомнить.
Они, обнаженные, лежали на кровати. Она на спине, а он — приподнявшись на локте и водя пальцами по ее телу безостановочно, как будто сама мысль о том, чтобы не прикасаться к ней, была ему невыносима.
Опустив голову, он поцеловал ее грудь.
— Расскажи, Мерси.
И она рассказала.
Как впервые увидела его, когда он сидел, привалившись к стене в ожидании помощи. Как помогала хирургу оперировать его. Как часами сидела подле него, когда он метался в лихорадке. Как они разговаривали об Англии, когда он начал выздоравливать. Как он по ночам тайком выбирался из госпиталя, чтобы подышать свежим воздухом. Как однажды они встретились. Как потом гуляли вечерами, хотя она и знала, что ее могли обвинить в беспутстве и что мисс Найтингейл отправила бы ее в Англию, если бы увидела их вдвоем.
— Зачем же было так рисковать? — спросил он.
— Потому что я, как и все женщины, не могла устоять перед тобой.
Он провел суставами пальцев по ее щеке.
— Никогда не сравнивай себя с другими женщинами. Ты не похожа ни на одну из тех, кого я встречал.
Потом они несколько секунд молчали, собираясь с силами, она — чтобы продолжить, а он — чтобы услышать продолжение. Наконец Мерси рассказала ему о той ночи, когда на нее напали. Об ужасе и о чуде.
— Ты приказал сержанту Мазерсу найти для нас комнату. Он нашел. Там были только ты и я. Ты положил меня на кровать и осмотрел. Так осторожно, так нежно. — Она скользнула рукой по волосам на его висках. — Ты обмыл меня. Потом обнял и сказал, что не оставишь одну. Стер мои слезы поцелуями. Ты заставил меня поверить, что все будет хорошо. Что, несмотря ни на что, я преодолею это. И я преодолела.
Он обхватил ладонями ее лицо, направил на себя ее взгляд.
— Я так тебя люблю! И какой дьявол в меня вселился, когда я прогнал тебя?
Она поцеловала его в губы, и снова их тела сплелись, и они предались любовным ласкам.
Этой ночью все происходило по-другому, они были более самозабвенными, более… свободными. Никаких тайн. Полная открытость.
Когда он наполнял ее, она принимала его с радостью. Их тела двигались волнообразно, страсть нарастала, огонь разгорался. Она не сомневалась, что он принадлежит ей, сейчас и навсегда. Ничто, ничто не отнимет его у нее снова.
Когда же наслаждение изгнало все мысли, он стал произносить ее имя.
Мерси, Мерси, Мерси.
Ликование прогнало последние ее страхи, и, устраиваясь у него на груди в предвкушении сладкого сна, она поняла, что они больше не вернутся.
В вестибюле дома с террасой Стивен ждал, когда его примут. Было около полудня. Он планировал приехать раньше, но жена-проказница задержала его в постели. Он, конечно же, был только рад. Покончив с делом, ради которого он сюда явился, Стивен собирался проводить каждое утро в постели так долго, как того будет хотеть жена.
Услышав шаги, он поднял глаза. Чудо спускалась по широкой лестнице, улыбаясь ему своей самой обворожительной улыбкой. Она по-прежнему выглядела великолепно. Когда-то одной этой улыбки было достаточно, чтобы разбудить его страсть. Теперь же он не чувствовал ничего. Совершенно ничего.
— Доброе утро, дорогой! — проворковала она, приближаясь к нему походкой соблазнительницы.
Чудо положила ладонь ему на грудь, но, прежде чем она успела наклониться к нему, он поднял руку с конвертом. На лице ее нарисовалось предвкушение, глаза загорелись.
— Что это?
— Четыре тысячи фунтов. — Деньги эти ему пришлось взять в долг у Айнсли. — Если не ошибаюсь, эту цену за молчание вы назначили моей жене.
Она пришла в замешательство, и ее черты омрачились. Чудо отступила на шаг, не прикоснувшись к конверту.
