Джон Булль склонился в глубоком поклоне, а Тони испуганно вздрогнула. Он собирался спать с ней в одной спальне!
Сэвидж вышел на террасу и присел на каменные перила балюстрады. Тони, подражая ему, поставила бокал с бренди рядом с собой. Он вытащил из кармана шелкового халата золотую шкатулку и предложил тонкую сигару.
— От второй тошнить не будет, — спокойно пообещал он. Она поразилась его наблюдательности. Боже правый, с этим человеком нужно быть начеку! Слишком уж он наблюдателен и проницателен. Оступись она всего раз, и он догадается, что перед ним женщина. Нужно не забывать следить за походкой, облокачиваться о мебель, когда стоишь, и сдабривать речь ругательствами. Тони сделала большой глоток бренди и, слава Богу, не поперхнулась. В груди распустилась ярко-красная роза, Тони расслабилась и почувствовала, будто куда-то медленно плывет.
— Ты бы мне здорово помог, если бы просветил меня в отношении нынешних лондонских нравов, но ты до того, черт возьми, не от мира сего, что нам придется узнавать вместе.
В голосе не было осуждения. Он констатировал фант. Как могла она обижаться на его неприличные разговоры? Тони за всю жизнь не встречала никого похожего на Адама Сэвиджа, и все же, и все же… вот они по-приятельски беседуют, покуривая и потягивая бренди, будто так было всегда.
— Я думал, спиртные напитки запрещены в индийских владениях, — заметила Тони. В темноту спиралью улетал дымок. Слышался его бархатистый голос:
— Не было такого времени, когда бы на Востоке не употребляли опьяняющие и дурманящие вещества. Сибариту опьянение добавляет удовольствия. Индийские жрецы употребляют наркотики, чтобы широко открыть врата постижения мира. Считается, что опьяняющие вещества обостряют чувственность вплоть до абсолютной сексуальности. Восточная поэзия, восточные песни изобилуют сравнениями между безумством любви и безрассудством опьянения. Шкатулки из слоновой кости с изображениями маковых головок — обычная вещь. В них держат опиум.
Тема была настолько безнравственной, что Тони не хотелось слушать. Но как она узнает, если не пропустит через собственные уши, а потом через голову?
— А вы знакомы с наркотиками? — затаив дыхание от страха, спросила она.
— К сожалению, да.
Антония была потрясена, но почувствовала в его голосе сожаление.
— Даже я знаю, что опиум — это ужасное зло. — Она безуспешно старалась скрыть осуждающие нотки.
— Рад, что ты знаешь. Однако постарайся быть объективным. Все вещи под солнцем одновременно и хороши, и дурны. В качестве медицинского опиата он может оказаться благословенной находкой. Я бы не стал и думать, чтобы мне без него отрезали ногу.
Тони бросила сигару через балюстраду.
— А я бы не хотел думать, чтобы мне вообще отрезали ногу!
Они вместе рассмеялись. Адам Сэвидж встал, потянулся, и они не спеша направились в дом, каждый погруженный в свои мысли.
Для Тони Сэвидж был неисчерпаемым источником сведений, как наставник или родитель, только вещи, которые он сообщал, никогда не услышишь от наставника или родителя.
Когда вошли в просторную спальню, мысли Тони вернулись к настоящему. Как она будет спать на полу? Она, черт возьми, понимала, что Сэвидж устроил это, чтобы закалять изнеженного лорда Лэмба. Слава Богу, он не зажигал свечей.
В проникающем через незавешенное окно лунном свете она разглядела сложенный в несколько раз индийский ковер. Сверху украшенная кистями подушечка. Опустившись на пол, она напряженно вытянулась, заложив руки за голову, как это делал Антони. Бренди разогрело кровь, и одеяло не требовалось.
Несмотря на то что Тони находилась в одной спальне с незнакомым мужчиной, глаза ее стали слипаться. Зажмурив их, она свернулась калачиком и, обняв подушку, провалилась в сон.
Антония страстно чего-то желала, не знала чего, но желание было сильным до боли. Она была в другом облике, но не в облике мужчины, а в облике лебедя. Черного лебедя. Вдруг ниоткуда появился леопард. Она заскользила по озеру, думая спастись, но леопард поплыл следом. Внезапно она превратилась в самку леопарда. Плывший вдогонку могучий самец был ее парой, и именно его она страстно желала. Но не успел он ее догнать, как озеро превратилось в купальный бассейн, черные лебеди в разрисованные кафельные плитки, а леопард в Адама Сэвиджа.
