Они на славу потрудились над опустошением корзины. Антония подняла лицо навстречу теплому солнышку. Бывая в море, она испытывала ни с чем не сравнимое ощущение свободы. Парение между небом и водой отпускало на волю воображение, мысли, освобождало саму душу. Хождение под парусом, несомненно, было самым захватывающим, самым бодрящим спортом на свете. Здесь она чувствовала себя ближе к Раю.
Сквозь прищуренные глаза она смотрела на горизонт, наблюдая, как постепенно исчезает береговая линия. Они неслись с бешеной скоростью, но ей не было страшно. Парусник надежнее всего вел себя на оптимальной скорости. Ей хотелось, чтобы этот замечательный день подольше не кончался, и она видела, что Антони настроен точно так же.
Они шли галсами против ветра, когда Антони, поглядев на запад, заметил, что небо темнеет.
— Надевай штормовку, сейчас будет шквал. Не успел он сказать, как резко похолодало. Потянувшись за желтыми капюшонами, они услыхали раскат грома. Оба откинулись за борт, чтобы уравновесить порыв ветра.
«Чайка» кренилась, поэтому они откинулись за борт как можно дальше. Оба немного испугались, понимая, что нужно убавить напор ветра, иначе можно перевернуться.
Антони поворачивал румпель, пока парус не встал строго по ветру. Он стал выкрикивать команды:
— Ослабь грот, убавь ветру. Не закрепляй, держи шкот в руках, чтобы можно было быстро отпустить.
Оба понимали, что при таком шквале нужно убрать паруса и уложить в чехлы.
— Запутался шкот, мне его не сдвинуть, — крикнула Антония в ответ.
Тут она увидела, что в одном месте он настолько перетерся, что вот-вот лопнет. Лучше промолчать об этой ужасной новости. Авось, выдержит. Она мужественно решила не пугать Тони без нужды.
Антони делал единственное, что от него зависело, — держал лодку как можно ближе к ветру, чтобы хотя бы частично обезветрить паруса. Ветер взбил поверхность моря в пенящееся месиво. Рев ветра и моря стал оглушающим. Все больше пугаясь, Антония слышала, как стучит в ушах. Она с трудом сдерживалась, чтобы не закричать.
— Давай черпан, в лодке вода! — крикнул Тони. Антония пошарила глазами по шлюпу.
— Нет его. Я возьму кувшин из-под сидра.
Но через небколько минут волна смыла оба кувшина.
— Черт, это всего лишь шквал, а не шторм, — сказал Антони, пытаясь успокоить, подбодрить себя и ее. И тут же, противореча себе, отпустил рукоятку румпеля, обвязал Антонию под мышками длинным линем и закрепил его на мачте. Когда он схватился за рукоятку, та отломилась от румпеля в том месте, где была подпилена. Лодка развернулась бортом к ветру.
В следующую долю секунды грот с треском лопнул, и как разъяренная змея стал хлестать воздух, круша все на своем пути. С дьявольской точностью он скользнул по щеке Антонии, оставив глубокую рану. Онемевшим от холода лицом она почувствовала лишь короткую резную боль.
«Чайка» стала полностью неуправляемой, но страшнее всего был незакрепленный грот, который с ужасным треском метался назад и вперед. Они еще успевали увертываться, рискуя получить град ударов или быть вышвырнутыми за борт.
Антония прикусила губу, чтобы не закричать, но, когда молния ударила в мачту и они услышали зловещий треск крик помимо воли вырвался наружу. Полностью потерявший устойчивость парусник накренился под ветром и накатывающимися волнами. Поручни ушли под воду. Потом случилось то, чего они больше всего боялись, — «Чайка» перевернулась.
В действительности все, должно быть, произошло в считанные доли секунды, но каким-то образом Антонии все представлялось в искаженном свете. Ей казалось, что все происходит как при замедленном показе. Она опиралась спиной о борт, когда он ушел в волну. Раскрытыми в ужасе глазами она увидела, как над ней горой нависла волна, потом, как рухнувшая стена, упала на нее, увлекая вниз. Ее засасывало все глубже, и, на мгновение открыв глаза, она поняла, что означает цвет морской воды. Ее окружали мириады зеленых пузырьков, и она испугалась, что они попадут ей в рот и в нос. Потом поняла, что они выходят изо рта и носа и что это ее покидает дыхание жизни. Когда пропали пузырьки и вышел весь воздух, легкие готовы были разорваться.