— Не из-за денег я его люблю, — вспыхнула Антония.
— Значит, все-таки любишь? — спросила Роз.
— Нет! Отвечаю — нет! Не люблю и замуж не пойду.
— Поступай как хочешь, милая. Как всегда, — презрительно бросила Роз. Выйдя из комнаты Антонии, Роз пошла искать Еву. Она легко нашла ее в спальне по снующим туда и обратно служанкам. Дочь сидела в постели, завтракая с лежащего на коленях подноса.
— Можно поговорить наедине, Ева? Отпустив величественным жестом прислугу, она снисходительно поглядела на мать.
— У тебя так здорово получается. Должно быть, в прежней жизни было много рабынь, — сухо заметила Роз.
— Устала я от твоих шуток, мать, — деланно-ласково произнесла Ева.
— Не ты устала, дорогая, а я. Надеюсь, ты в состоянии выслушать несколько горьких слов. Ева, я устала нести твои обязанности. Материнство тебя не очень устраивало, потому ты отмахнулась от близнецов как от излишнего бремени. Не верю, что ты любила Расселла, и не вижу, чтобы ты любила детей, потому что всегда любила только себя. Осмелюсь сказать, что до сих пор ты была жалкой неудачницей. Но, Ева, тебе же везет как никому. У тебя есть возможность начать по-новому. Многие ли из нас имеют возможность искупления?
— Что ты хочешь сказать? — У Евы пылали щеки. Лицо Роз выражало непреклонную решимость. Она .бросала резкие, безжалостные слова:
— Пойдешь к Антонии и убедишь ее, что ты никогда не вступала в интимные отношения с Адамом Сэвиджем.
Раздался негромкий стук в дверь. Роз открыла. В дверях стоял мистер Бэрке. Он предусмотрительно съездил в губернаторский дом и привез дамам все необходимое.
— Пэдди Бэрке, я тебя люблю, — сказала Роз, благодарно тиская его руку.
— Я вас тоже, мэм, — заверил ее мистер Бэрке, занося чемодан в спальню Евы.
Целых пять минут Ева, задумавшись, смотрела на закрытую дверь. «Значит, они считают, что только они способны любить? Как они смеют обвинять меня в том, что я не люблю своих детей?» Распахнув чемодан, стала искать что-нибудь, в чем можно выглядеть матерью.
Конечно, ничего не нашла, но после долгих размышлений отвергла шелковый шифон, выбрав простое полотняное утреннее платье. Еще час ушел на лицо и прическу, и уж потом она не спеша направилась в спальню Антонии.
Дочь стояла у окна, глядя в него невидящими глазами. На ней был свободный ситцевый халат. Его чудесный национальный сине-зеленый с золотом узор идеально оттенял ее смуглую красоту. Ева наконец призналась себе, что никогда не питала привязанности к дочери, зная, что в один прекрасный день она красотой превзойдет ее. И этот день настал.
Раскрыв от удивления рот, Тони резко повернулась навстречу матери, взмахнув пышным облаком черных локонов. В широко расставленных зеленых глазах стояли слезы.
— Чувствуешь себя здоровой?
— Да. Спасибо.
— Настроена поговорить как дочь с матерью?
— Вообще-то нет, мама…
— Антония, — умоляюще попросила Ева, — прости меня.
Тони вытерла слезы:
— Заходи и садись, мама.
Ева теребила серебряные браслеты:
— Я, конечно, не самая лучшая мать, но, хочешь верь, хочешь не верь, я действительно люблю тебя, Антония Когда ты была маленькой девочкой, то была так прелестна, так не по годам развита, что я вправду ревновала тебя. Близнецы, как известно, обладают свойством привлекать всеобщее внимание. Ты была любимицей Расселла, и он не уставал хвастаться тобой.
— Сознаюсь, мне нравилось быть в центре внимания, но ты, мама, была в семье признанной красавицей. Мне казалось, что я никогда с тобой не сравнюсь. Как жаль, что больше не довелось увидеть отца.
— Антония, после смерти отца я обратилась к Адаму за финансовой помощью. Когда я тебе сказала, что мы собираемся пожениться, боюсь, что я просто принимала желаемое за действительное. Вчера мои тщеславные надежды были полностью разрушены, когда мистер Сэвидж пришел ко мне за согласием жениться на тебе.
Антония внимательно вгляделась в ее лицо. Сколько, должно быть, ей потребовалось мужества.
— Итак, моя дорогая, если ты принимаешь его предложение, то я хочу, чтобы вы отпраздновали свадьбу в губернаторском доме. Мы пригласим плантаторов со всей округи, и я смогу похвастаться своей прелестной дочерью.
