— Если ты еще больше оголишь свои соблазнительные длинные ноги, то окажешься спиной на траве, — пошутил Адам.
— Ты ловишь рыбу или подглядываешь?
— То и другое, — ухмыльнулся он.
— Ты хотел, чтобы я ласкала твой взор, — сказала она, выходя из воды, но не опуская юбок.
— Иди ко мне.
У нее не было желания противиться. Он погладил ее . стройную ногу, потом добрался до бедра.
— Бесстыдница, ходишь без трусов.
— Так и знала, что ты не замедлишь открыть мой секрет, — поддразнила она.
О рыбалке было забыто. Он притянул ее к себе на колени и, скользнув рукой под юбку, стал щупать ее соблазнительные формы, добираясь до жаркой влажной щели. Прижавшись к нему, она чувствовала, как пульсирует кровь у горла, и коснулась его губами, а пальцы Адама, раздразнивая ее, играли завитками волос.
Он быстро разделся, но распалял ее долго и медленно, намеренно растягивая невыносимо мучительную сладость. Почти час он сдерживался, не входя в нее; он хотел, чтобы к тому моменту, когда он овладеет ею, она была полностью готова к взрыву его страсти.
Бесстыдно раскинувшись, она лежала в высокой траве. Одна за другой на нее накатывались волны неизъяснимого наслаждения. Ласки до того распалили его, что он был готов наброситься на нее, как зверь на жертву. И на этот раз их завершающая любовная игра была бурной. Леопард в траве со своей самкой. Но потом он был с ней так нежен, что у нее к горлу подступили слезы. Он был бесконечно нежен до и после, но не в самый момент, и Антония не хотела, чтобы было иначе.
Каждый день они не расставались ни на минуту. Без устали бродили по долинам и холмам. Адам был полон неиссякаемой энергии, и, когда Антония сдавала, он носил ее на плечах, подшучивая:
— Не ради тебя, а для собственного удовольствия. Когда ты поднимаешь юбку и болтаешь ногами у меня на плечах, мне кажется, что я умер и нахожусь на небесах.
— Дьявол, тебя и близко к небу не подпустят.
— Не каркай. Я осквернил тебя, и ты тоже проклята. Она обеими руками взбила свои черные волосы, и они соблазнительно рассыпались по плечам.
— Думаю, что все пойдет прахом.
— Не знаю, — ответил он серьезно. — Не знаю, надолго ли у тебя такое настроение.
Антония вздрогнула, будто ее коснулась невидимая рука. Потом стряхнула мрачные мысли. Пока у них все еще был сегодняшний день… и ночь, она не желала думать о том, что будет завтра.
Они катались в запряженной пони тележке, побывали в окрестных городках, где были базары, в один из дней он свозил ее на конную ярмарку в Таллоу и купил ей красивую белую кобылу с шелковистыми гривой и хвостом.
— Я возьму ее для тебя в Эденвуд, — рассеянно произнес он.
— Эденвуд, — мечтательно, с любовью прошептала она.
Адам, конечно, ожидал, что она часто будет приезжать в Эденвуд на конные прогулки, но не предложил ей там жить. Не просил ее выйти за него замуж. Антония отбросила эту мысль. Не стоит отравлять радость, заглядывая в будущее. В Венеции у нее было увлечение, а в Ирландии к ней пришла любовь. Она его безумно любила.
— Эденвуд! — добродушно пошутил он. — Вот оно что. А я-то думал, отчего эта прекрасная титулованная юная леди отдает предпочтение такому страшному уроду, как я. Оказывается, все дело в Эденвуде.
— Неправда! — шумно запротестовала она. — Не только Эденвуд, но и все твои сундуки с золотом, твои корабли и Блэкуотерский замок — вот что прельщает.
— Какая негодница! — шутливо выругался он.
Но его радовало, что она была без ума от Эденвуда, ибо в нем воплотилась мечта его жизни. Кто, как не он, знал цену собственности. Он не мог расстаться с Прыжком Леопарда, из-за того что в плантацию было вложено столько труда и пролито столько пота. Как только вещь становилась частью человека, расстаться с ней можно было, лишь заплатив огромную цену. Можно пережить, но нельзя преуспеть, в жизни же надо преуспевать, а не просто существовать.
Сэвидж понимал, что Антония входит в его жизнь. Это была необыкновенная женщина. Он никогда не любил, даже не помышлял о любви. Адам в сердцах выругался. Почему, черт возьми, все так сложно? Почему именно ей нужно быть дочерью Евы? Беспомощно пожал плечами. Сердцу не прикажешь. С этим ничего не поделаешь!
