От этих слов и от его близости сердечко Тони сладко затрепетало. Она открыла рот, чтобы ответить на его шутку, но он моментально овладел им, полностью подчинив ее себе. Поцелуй был долгим, означавшим, что отныне она — его женщина. Он разбудил в ней неуемную страсть, она была готова стать его рабыней, подчиниться его воле, независимо от того, какими бы порочными ни были его требования.
Он встал, ни на миг не сводя с нее глаз. Ему хотелось видеть малейшие проблески ее чувств. Она следила глазами, как он снимал полотняную рубашку и стягивал с себя бриджи. Ее широко раскрытые зеленые глаза восторженно светились при виде прекрасного обнаженного тела. Конечно же, он был самым великолепным представителем мужского пола, какой когда-либо создавала природа
Он продемонстрировал свои мужские достоинства, и она со страхом и благоговением разглядывала превосходный образец мужской мощи. Ей страстно хотелось быть обнаженной рядом с ним, прильнуть к нему голым телом, хотелось с жаром тереться о его кожу, слиться с ним губами, чувствовать жар его плоти, пока оба они не обезумеют от желания. Желания чего-то, что по-прежнему оставалось глубокой, покрытой мраком тайной, до сего момента запретной.
Он снял с нее туфли, потом, затаив от предвкушения дыхание, стянул с длинных стройных ног мальчишечьи брюки. Под ними ничего не было, и он был вознагражден, мельком увидев между ног розу, обрамленную шелковистыми черными кудрями. Сняв с нее лиф, он не отрывал глаз от ее лица, но мозолистыми пальцами гладил мягкие соски ее грудей, чувствуя, как они превращаются в твердые наконечники копий. Он видел, как глаза ее темнеют от желания, не замечая, что и его глаза меняют цвет
— У тебя глаза синие, как Бискайский залив, — прошептала она. Она всегда будет говорить ему эти слова Они станут частью их ритуала и всегда будут приглашать его заняться любовью. По ее груди, животу и бедрам пробежала легкая дрожь. Его взгляд не упустил ни единого трепетного движения.
Он прилег на кровать, прильнув к ней всем телом. Она тихо простонала, ощущая каждой частицей тела прикосновение его плоти. Уткнувшись лицом во впадину на его шее, она вдыхала запах, она ощущала вкус, целовала незабываемое загорелое тело, по которому она тосковала после ночи в Венеции.
Он расправлял пальцами копну спутанных волос, потом, взяв в ладони лицо, приблизил его к своему и стал покрывать поцелуями, шепча, как она прекрасна и желанна.
Ее руки ощупывали твердые мышцы на плечах и курчавую шерсть на груди Тони чувствовала, как между их телами поднялся его фаллос и, твердый как мрамор, вдавился ей в живот Она протянула руку погладить его и охнула, поразившись его величине. Слегка отодвинувшись, поглядела на этот таинственный корень. Необычайно толстый, он красиво изгибался в сторону его пупка. Налитая кровью темно-красная шелковистая головка. Она вспомнила, что, как говорил Адам, он изогнут, чтобы следовать изгибу внутри женского тела. Ее тела! По телу пробежала дрожь.
Ей не верилось, что такое толстое и длинное поместится внутри нее. Она отчетливо вспомнила, как ей было не устоять перед тем, чтобы взять в рот эту гладкую головку. Тогда ей хотелось ощутить ее внутри себя, и она, огромная, свободно поместилась во рту. Она скользнула вниз вдоль его тела, ей хотелось снова попробовать на вкус, ощутить, как он, увеличиваясь в размерах, трепещет у нее на языке.
Она не успела добраться до цели — Адам притянул ее голову к себе.
— Нет, любимая, не сегодня.
Ее глаза затуманились сладострастием, которое искало выхода в физической близости. Его жаркие губы обожгли ей шею, потом он, взяв шершавыми пальцами груди, поднес их ко рту, воздавая должное каждой из них. Сначала он целовал набухший бугорок, потом касался языком, а дальше забирал целиком в рот, словно ощипывая с черенка сочную вишню. Он сдерживался, чтобы не укусить — до того было вкусно!
Антония дрожала от желания, какого она не испытывала раньше, и в то же время хотела этого меньше, чем раньше. Ей казалось, что он доведет ее до безумия.
— Пожалуйста, — умоляла она, — не делай мне слишком больно.
