Внезапно ею овладели робость и страх. Что, если она не удовлетворит Сэвиджа как женщина? Когда он вносил ее в свою спальню, она украдкой взглянула на его лицо:
на нее пристально смотрели светло-голубые глаза. В них светились пламя и лед. Упрямо сжатый рот казался невероятно жестоким. Тони судорожно вздохнула. Она никогда еще не видела у него такого выражения лица. Он был похож на сатира, нет, это было свирепое выражение дикого зверя, первобытного, неукрощенного. Похож на леопарда.
Ее почти опалило жаром его тела. Необузданная мужская стихия полностью поглотила ее. Неужели она сошла с ума, позволяя ему нести к себе в постель? Он был устрашающе черен. Слишком огромен, слишком стар для нее! Он был опытным распутником, безнравственным, погрязшим в разврате и грехе.
Неся «добычу» к себе в постель, Адам Сэвидж чувствовал, как его захлестывает высоко вздымающаяся волна желания. Кровь, замедлив бег, пульсировала в груди, чреслах и даже в подошвах. Его член так налился, что он с трудом поднимался по лестнице, а когда он терся о ее ягодицы, это было настоящей пыткой.
Ее черные волосы, одного цвета с его собственными, водопадом стекали по его руке. Зеленые глаза будто большие бездонные омуты. Пока они не кончат, он будет смотреть, как они потемнеют от желания, затуманятся сладострастием, вспыхнут вожделением, потом остынут и засветятся нежной истомой.
От нее веяло пьянящей смесью аромата фиалок и запаха женщины. Ему хотелось попробовать ее на вкус, но он, не доверяя себе, опасался, что сокрушит соблазнительный рот, сводивший его с ума. Занося ее в спальню, он окинул взглядом ее затянутые в брюки длинные стройные ноги. Насколько помнится, он никогда раньше не видел женщину в штанах, и эффект был невероятно возбуждающий. Тони знала, какое действие ее наряд окажет на него. Она намеренно надела брюки в сочетании со сверхженственным лифом и туфлями на высоких каблуках, чтобы возбудить его как мужчину и овладеть его чувствами.
Она прильнула к нему, показывая, что жаждет любви не меньше него, чем еще больше подхлестнула его страсть. Опуская ее на широкую постель, он заметил написанный на ее лице испуг и вдруг понял, что ей страшимо. В груди затеплилась нежность. Глядя на нее, Адам сел на краешек кровати. Она не двигалась. Он взял ее руки в свои.
— Любимая, ты боишься того, что произойдет, или боишься меня? — Н-не знаю, — еле слышно ответила она.
— Думаю, понемножку того и другого, — прошептал он.
— Ты… вдруг показался мне страшным. Он поднял бровь:
— Если боишься обжечься, не надо играть с огнем. Она вспомнила, как в Венеции он говорил ей, что не станет лишать ее девственности, потому что не было времени привыкнуть к боли и пойти дальше. Сегодня у них было время.
— Адам, когда в тот раз мы были вместе, это была самая чудесная ночь в моей жизни. Можешь сделать так снова?
— Постараюсь, — прошептал он, гладя ей щеку тыльной стороной ладони. — В тот раз из-за того, что я тебе отказал, тебе до смерти хотелось. Теперь, когда ты знаешь, что я завершу соитие, ты не уверена, хочешь ли ты этого. Таковы капризы человеческой природы, а ты — самая своенравная женщина, каких я встречал.
Ее губы расплылись в улыбке. По телу пробежал сладостный трепет. Под его жадным взглядом она чувствовала себя самой прекрасной, самой желанной из всех женщин. Бесчисленные монетки, которые она в детстве бросала в колодец, загадывая желания, должно быть, оказывали свое волшебное действие.
Адам понимал, что ему придется умерить пыл своих желаний, пока он не раздует в ней такое пламя, которое поглотит последние страхи. Опершись на руки, он наклонился над ней, его рот чуть-чуть коснулся ее рта, и стал дразнить.
— Помнится, я запретил тебе ходить в мужском убранстве. А ты нарочно выставляешь напоказ свои прекрасные длинные ноги, чтобы разозлить и раздразнить меня.
Он провел своими губами по ее губам.
— И как, удалось? — затаив дыхание, прошептала она.
— Раздразнила что надо, — хрипло произнес он, на этот раз касаясь ее губ кончиком языка. — Я собираюсь снять с тебя штаны, но не знаю, высечь ли тебя или расцеловать в попку.
