Адам в тысячный раз благодарил провидение за то, что во время своих дурно пахнущих поездок в Китай с контрабандой он заинтересовался выращиваемой там замечательной культурой. Подсчитав, сколько чая можно поместить в трюме, и узнав, какие нелепые цены англичане готовы платить за этот ставший модным напиток, он не раздумывая воспользовался случаем. Затем позднее, когда он наскреб денег на покупку плантации на Цейлоне, он купил сотни хрупких сеянцев, осторожными руками посадил в землю каждый росток, потом любовно ухаживал и нежно заботился о чае, как о собственном ребенке. Забота, так щедро проявленная к этим первым нежным чайным кустикам на Цейлоне, окупилась тысячекратно. На следующий год он проделал то же самое с привезенными из Бирмы каучуковыми деревьями.
Плантации постоянно угрожали те или иные непредвиденные стихийные бедствия. Около полудня Адам осматривал рощицы — нет ли заболеваний на стволах и корнях. Его внимание отвлекли птицы. Их щебет и мелькание на верхушках деревьев вызывали бурю чувств. Ласточки собирались в стаи, чтобы вернуться в Англию. И его охватила такая тоска по родине, что он понял, что если не вернется, то станет жертвой «дулалли», граничащего с безумием состояния, вызванного длительным пребыванием в условиях одиночества и тропической жары.
Сэвидж подумал о строящемся доме. Он был вершиной всех его мечтаний, завершением его тяжелого труда. Он приехал в индийские владения с наивными надеждами юнца раздобыть древесины для расширения отцовского дела. В голове роились картины обеспеченной жизни, планы покупки небольшого домика в приличном районе, подальше от грязного сырого двора рядом с Темзой, где размещалась мебельная мастерская отца.
Смерть отца разрушила все надежды и оставила чувство вины. По сей день он считал, что, останься он там, чтобы вылечить отца от хронического бронхита, и сделай все, чтобы выбраться из предательской нищеты, отец, возможно, был бы жив.
Сэвидж превозмог горе и чувство вины, преисполнившись твердой решимости разбогатеть. Если он не отступит от своего решения и преодолеет стоящие на пути препятствия — а он поклялся сделать все для достижения своей цели, не останавливаясь перед убийством, — ничто на земле не помешает ему добиться своего. И он добился. О, это было нелегко. Двигавшее им честолюбивое стремление толкало его на путь зла и несправедливости. Он дорого платил за каждую совершенную ошибку. Но медленно, постепенно замысел приобрел очертания.
Это был честолюбивый замысел, великолепный замысел и, самое главное, достойный замысел. Возможно, в этом состоял секрет успеха. Мало было хотеть чего-то. Пока ты этого не заслужил, не стремись получить.
Величественный дом в Англии был только частью этого замысла. Он был средством достижения цели. Без дополнительных атрибутов Адам никогда не достигнет достойной его цели. Венчающим штрихом его английского поместья была бы такая женщина, как Эвелин Лэмб. У нее даже был титул. При такой очаровательной и любезной хозяйке, как леди Лэмб, его честолюбивые замыслы осуществились бы в два раза скорее.
Он решил больше не терять времени. Сегодня же начнет ухаживать. Придется немного потерпеть. Она не ляжет сразу с ним в постель, как какая-то девица для утех, да он этого и не хотел бы, но он должен сломать разделяющие их классовые барьеры, которые помешали бы более близким отношениям.
Сэвидж вернулся в бунгало пораньше, принял ванну и переоделся, так что в назначенный час, в пять, он стоял на ступенях веранды, когда подъехал открытый экипаж, которым управлял сипай, служащий в Компании. Она была затянута в черный шелк, изящные локоны красивых белокурых волос прихвачены черепаховыми гребнями.
— Добрый вечер, мистер Сэвидж, — официально обратилась она к нему, помня о присутствии солдата.
— Добрый вечер, леди Лэмб. — Его улыбка не соответствовала церемонной интонации. Он улыбался редко, но, когда улыбался, обезображенная губа придавала ему угрожающий вид. — Я обещал показать вам чайную фабрику. До заката еще час.
Она согласно кивнула, и сипай, сойдя на землю, передал поводья Сэвиджу. На Адаме были бежевые бриджи, кремовая рубашка и пиджак. Последний был особой уступкой гостье. Ничего тяжелее рубашки он обычно не носил.
