Мужик понурился.
— И как это связано с девушками? — Ленлин торопливо оттолкнул Ильму, привстал, потянулся за кувшином и наполнил кружку собеседника.
Тот сразу оживился и продолжил:
— А говорят, он умеет юность хранить, если будет умываться всякую ночь кровью. Черное колдовство, Тьма его возьми! Но оно действует!
— Точно! — поддержал сидевший рядом сутулый Мартос. — Говорят, у него над кроватью крюк железный, на нем человека подвешивает и кровь выпускает! А сам смеется, гадское отродье, и умывается, умывается и смеется.
— А сам смеется, и глотает кровь, и по всему телу размазывает! — выкрикнул еще один мужчина. — Оттого и молодой, цветущий! Розовый весь! Я его видел! Два раза!
— Но прежде чем кровью мыться, естество любит тешить, потому и возят ему девок молодых, — снова заговорил отец Ильмы. — Чтобы сперва как человек насладиться мог, а после — несчастную на крюк! И уж тогда не человеком себя держит, а исчадьем Тьмы!
— И возят ему молодых да красивых! — вставил Мартос. — Потому что он Лорд! И все самое сладкое желает, самое сладкое!
— Мало ли, что ему чужих девок возят! — выкрикнул кто-то. — Он и нашими не побрезгует, ему только дай волю!
— Точно! Наши — самые лучшие!
— Наши девки — краше всех!
Ильма, будто только теперь сообразила, от какой участи избавлена, уронила голову на сложенные ладони и горько зарыдала. Две женщины водрузили на стол блюдо с зажаренным поросенком, вокруг румяных боков плескался жир, в котором плавали мелко порубленные кусочки душистой травы… Ильмин отец и Мартос дружно потянулись к блюду, спеша выбрать куски получше, участники застолья зашевелились…
Ленлин не слушал, он запрокинул голову и шевелил губами. Сейчас не было ни пива, ни шумной толпы, ни свинины, ни жаркого бока Ильмы — поэт был один под небом…
Есть Красный Замок средь лесов,
Там правит Лорд Алхой.
Наполнен злобой до краев
Он, как никто иной!
Ленлин снова ощутил, что говорит не своими словами, до встречи с Корди ему бы в голову не пришла строчка: «Наполнен злобой до краев».
Не верь, красавица, ему,
Не льстись его красой.
Вглядись — в душе увидишь Тьму…
Будь проклят Лорд Алхой…
Поэт сам не заметил, что декламирует вслух — и с каждым словом все громче и громче. И разговоры стихали, участники застолья замирали, обернувшись к Ленлину — не донеся куска до рта, не наполнив опустевшей кружки. Ильма отстранилась, отодвинулась от блондина, потом, широко разводя рукавами, вытерла мокрые щеки и выбралась из-за стола. Ее отец, отвернувшись, высморкался на пол — и, похоже, сам смутился, что вышло громко. Вернулась девушка, протянула Ленлину лютню в чехле и всхлипнула.
Поэт оглядел притихших селян и взялся за бечевки, стягивающие на грифе плотную ткань…
* * *
Когда ночь окутала округу темно-синим пологом и на западе угасло багровое зарево, Корди крадучись вышел из-под прикрытия деревьев. Он знал, что со стены не могут заметить, его фигура в темных доспехах сливается с тенью у подножия высоченных деревьев. Юноша следил, как бредут по гребню стены огоньки факелов. Периметр часто обходят, если сбить стражника стрелой, поднимется крик — караульные ходят по двое. Нет, на стену нужно подняться быстро и незаметно.
Дождавшись, чтобы солдаты миновали обращенный в его сторону участок стены, Корди побежал. Остановился у подножия, прижался к разогретому за день кирпичу, замер. Над головой прошелестели шаги — еще пара караульных. Юноша поглядел вверх, выбрал зубец и вскинул лук. Стрела с тихим шипением взмыла к темно-синему небу, Корди ждал. Самодельная веревка в руках дернулась, ослабла. Удачно — стрела, утяжеленная подобранным в ручье круглым камешком, свалилась по другую сторону каменного прямоугольника. Корди забросил лук за спину, в приготовленную петлю, схватил концы веревки, стянул, сплел узлом, потом для верности — еще раз. Поставил ногу на вертикальную поверхность, перехватил рукой жесткий трос, свитый из гибких веток. Другую ногу — другую руку — вот он уже висит, упираясь сапогами в теплые кирпичи. Корди, перебирая руками и переставляя ноги, двинулся вверх — к обвитому веревкой зубцу. Тонкие побеги в руках трещали, но держались. Оказавшись наверху, юноша забросил ногу между зубцов, зацепился, перенес вес тела и перемахнул бруствер. Рядом никого не было, но скоро должны были появиться стражники. Корди подцепил веревку, перебросил через зубец, прислушался, как она падает с тихим шуршанием, и побежал по стене вслед ушедшему караулу. Он искал место, где можно спуститься во двор, — там, в тени под стеной, его не увидят. А на стене, на узкой дощатой дорожке за бруствером и укрыться негде.
