Евгений Лукин
СО ВСЕЙ ПРЯМОТОЙ
Я же, согласись, не ругаю тебя, - проникновенно втолковывал Дементий. - Я с тобой не скандалю. Я даже не подозреваю тебя… ни в чем таком… Я просто хочу знать, где ты была два с половиной часа.
Несчастное личико Алевтины сделалось еще более несчастным.
– В Парк-Хаусе, - нервно отвечала она. - Собиралась кое-что купить…
– Купила?
– Нет. Там этого не было.
– В Парк-Хаусе есть все, - немедленно уличил ее Дементий.
Алевтина вспыхнула.
– Все есть, а этого не было, - возразила она. - Ты мужчина, ты не поймешь…
– Хорошо, - покорно согласился он. - Не пойму. Но как оно хотя бы называется?
– Какая разница?
– А сколько стоит?
– Какая тебе разница?!
– То есть как «какая»? Вообще-то деньги у нас общие!
– Успокойся! На бюджете это не отразилось бы!
Умолкли, с вызовом глядя друг на друга.
– Разница, Аля, - кротко напомнил Дементий, - весьма существенная. Во всяком случае, для меня. Или ты говоришь мужу правду, или ты ему врешь.
Алевтина молчала.
– Вот мне, например, нечего от тебя скрывать, - с достоинством сообщил он. - Просто нечего. Спроси меня, где я был, и я тебе отвечу прямо. Где, когда, с какой целью… Спроси!
– Да не хочу я тебя ни о чем спрашивать!
– Нет, ты спроси, спроси!
– Не буду.
– Боишься, - удовлетворенно подбил итог Дементий. - А почему?
Алевтина тихонько застонала.
– Да потому что знаешь. Знаешь, что я не солгу ни в едином слове. И я вправе ждать от тебя точно такой же прямоты. Где ты была?
– Черт с тобой! - процедила супруга. - Сидела в кафешке с Татьяной. Доволен?
Дементий запнулся. Был ли он доволен услышанным? С одной стороны, да, поскольку удалось докопаться до истины. С другой стороны, дружба супруги с Татьяной ему очень не нравилась, и Алевтина прекрасно об этом знала.
– Ну вот видишь, - тем не менее проговорил он примирительно. - Ведь самой же легче стало, так?
Алевтина резко повернулась и ушла на кухню.
***
Врали все. Врал сын, выклянчивая деньги, врали подчиненные, врали должники. Как это ни прискорбно, начальство тоже врало при каждом удобном случае.
Горе живущему правильно в неправильном мире.
Главным своим достоинством Дементий всегда полагал чистосердечность. Само собой, часто страдал за правду.
Выйдя на лестничную площадку, он сразу же столкнулся с Гаврюхой.
– Валерьич! - застенчиво сказал тот. - Займи пятерку. Хвораю. Даже невинное слово «пятерка» было заведомым враньем. В виду имелись пятьдесят рублей.
– Через неделю отдам, - истово прилгнул Гаврюха.
– Древние китайцы, - назидательно отвечал ему Дементий, и в глазах забулдыги вспыхнула на миг безумная надежда, - говорили: споткнувшийся дважды на одном и том же месте - преступник.
– Не понял… - растерянно сказал Гаврюха. И опять солгал. Все он прекрасно понял.
– Ты уже сколько у меня занимал?
– Один раз! - бессовестно пяля глаза, отрапортовал этот голубок сизорылый.
– Два! - жестко поправил Дементий. - Второй раз - месяц назад. То есть в Древнем Китае меня бы уже за это казнили.
– Отдам! - поклялся Гаврюха. - Разом отдам! Через неделю.
– Вот через неделю и поговорим, - последовал неумолимый ответ.
Будь Гаврюха чуть поумнее, никогда бы он не стал просить в долг у соседа, известного всему подъезду здоровым образом жизни. Ибо когда еще было сказано: не жди пощады от людей, ежедневно делающих утреннюю зарядку.
Спускаясь по лестнице (лифтом он не пользовался принципиально), Дементий слышал, как оставшийся в тылу Гаврюха ошарашенно бормочет:
– Два… Почему два? Один же…
Лишившись собеседника, врал самому себе.
***
– А сыворотка правды у вас бывает?
Девушка за стеклом взглянула на Дементия с недоумением.
– Чего?
– Сыворотка правды, - как можно более твердо повторил он.
– Валя Иванна! - закричала девушка. - Подойдите!
Подошла старушенция в белом халате. Очки. Свекольного цвета волосяной кукиш на затылке. Горькая складка рта, свойственная обычно старым алкоголикам, педагогам и провизорам.
– Вот, - сказала девушка.
Старушенция строго уставилась на Дементия. Тот растолковал еще раз, что ему требуется.
– Как по-настоящему называется лекарство?
– Н-не знаю…
– Вот узнаете - тогда и приходите. Сыворотка правды! - Старушенция негодующе фыркнула. - Надо же!