Наконец случилось то, чего я добивался: Ганнибал покинул Италию и вернулся домой. Карфаген возлагал на него столько надежд, как будто вместе с ним прибывала на африканскую землю могучая армия. На самом деле он привез с собой около двух легионов ветеранов. Это серьезная подмога, если у тебя есть армия, но у Карфагена готовой армии под рукой не имелось.
Да и в моей армии в бой пойдут отнюдь не новички, к тому же я ни на день не прерывал тренировки. Даже в те дни, когда мои послы отправлялись в Карфаген с оливковыми ветвями, я день за днем тренировал манипулы, требуя, чтобы гастаты и принципы ни в чем не уступали ветеранам-триариям.
Пока Карфаген ожидал Ганнибала, его вербовщики собирали наемников повсюду, где только могли. Денег было так много, что хватило на покупку восьмидесяти боевых слонов. Слоны могли бы стать страшной силой, если бы животные были хорошо обучены. А почти что дикие звери под управлением неумелых погонщиков были опасны для своих почти так же, как и для противника. К тому же мы заранее нашли средство борьбы с ними. Теперь, когда пунийцы защищали свой город, они проявляли воистину римское упорство: богачи развязали свои кошельки, нанимая воинов где только могли, горожане записывали в пехоту, искали любую кавалерию, сами садились на рабочих лошадок.
С той поры, как я задумал африканскую кампанию, я готовился к этой грандиозной и последней битве, которая должна была решить исход войны. Я просчитывал все возможные действия Ганнибала и заранее искал ответ на каждый его ход, каждый шаг.
* * *
Скажете, мое коварство стоило жизни римлянам в битве при Заме? Ведь мы могли заключить мир без всякой битвы. Да, но вряд ли на условиях Рима, которые я предлагал. В итоге мы получили прочный мир, навсегда лишив Карфаген способности вести войну, чего нельзя было ожидать, не будь этой моей победы.
Так что мое коварство было оправданным — побежденный город никогда не обретет силу настолько, чтобы послать в Италию или Испанию нового Ганнибала.
Но не все так просто складывалось для меня: в Риме настал черед новых консульских выборов, и хотя народные трибуны высказались за то, чтобы я закончил войну в Африке, именно Африка была назначена одному из консулов как провинция для войны. Консулы бросили жребий, и Тиберий Клавдий Нерон получил такие же полномочия, что имелись уже у меня. Уж не знаю, чем бы все это закончилось, довелись консулу прибыть к карфагенским берегам. Быть может, мы бы спорили о командовании, и в итоге Ганнибал бы восторжествовал. Но и здесь Судьба помогла мне. Клавдий снарядил 50 пентер, однако внезапно налетевший шторм раскидал флот Тиберия, погибло из них немного, но спасшиеся корабли прибились к Сардинии, в итоге до Африки новый консул так и не добрался.
* * *
А я тем временем раз за разом проигрывал в уме варианты возможной битвы.
Я решил ставить манипулы не так, как обычно, то есть перемежая их порядок[94], а в затылок друг другу, оставляя проходы как поперек шеренги, так и между рядами. Эти коридоры поначалу должны были занять стрелки-велиты. Я знал, что все решится в начале битвы — если слоны сумеют сломить наш строй, нам конец. Если мы отобьемся и заставим страшных зверей повернуть назад — победа уже наполовину наша.
О, опять я тороплюсь и пропускаю важное. Стоит, наверное, все же рассказать о моей единственной встрече с Ганнибалом накануне битвы. Пуниец попросил о переговорах, и мы сошлись с ним на полпути между нашими лагерями, как было условлено, без всякой охраны, только каждого сопровождал переводчик. Опасались мы не столько нападения друг друга, сколько того, что будут лишние свидетели нашего разговора.
Не сомневаюсь, что историки вскоре вложат в уста полководцев многословные речи, где каждый изложит всю историю войны с того момента, как был захвачен Сагунт, или же даже с того дня, как римляне присвоили себе Сардинию. Ни о чем таком мы не говорили. Встреча длилась недолго. Ганнибал спросил, каковы условия мира, если он откажется от битвы. Я выставил ему те же самые условия, что потом продиктовал Карфагену после поражения при Заме. Однако две эффектные фразы при этом произнес, обе заготовил заранее. Речь свою об условиях я начал словами: «Слаб человек и могущественна Судьба», а закончил опять же фразой, которую довольно долго придумывал: «Если эти условия кажутся вам тяжелыми, то готовьтесь к войне, ибо вы не силах переносить мир». Я старался выглядеть напыщенным, самоуверенным и упрямым. Я должен был убедить его, что он победит меня в битве без особого труда. За этим с ним и встречался, а не для того, чтобы обсуждать условия договора. Опасность была одна: что он мне не поверит. И мне показалось, что старый пуниец разгадал смысл разыгранной пьесы. Впрочем, и в этом случае выбора у него, похоже, не осталось.
