Ты немножко поймешь, что из себя представляет мой приятель Фридман, если я скажу, что только с седьмой попытки его захватила милиция, чтобы отправить служить в армию. Но это еще ничего. Главным событием того дня стала джига, которую исполнила восьмидесятилетняя бабушка Фридмана на парапете второго этажа, когда милиционеры отрывали внука от семьи всего на два года. Но Шура, не обращая внимания на державших его, обещал вернуться быстрее, чем она думает. И сдержал свое слово,
В армии Фридману выпало счастье служить в Военно-Морском флоте, на год длиннее своих сухопутных ровесников. Это обстоятельство радовало бабушку еще сильнее. Но тяжелым грузом легло на плечи начальства Шуры. Потому что появление Фридмана в Вооруженных Силах - все-таки событие даже для армии. Ни в одной армии мира таких, с позволения сказать, солдат больше нет. Даже рядовой Сокрутенко, призванный служить прямо из стен Одесского университета, швырявший сапогом в своего сержанта во время команды «подъем!» еще до присяги - в сравнение с Фридманом не идет. Потому что Сокрутенко к присяге не допустили. Его под конвоем привезли в Одессу, сдали военкому под расписку и быстро-быстро убежали в свою часть, чтобы спрятаться от такого, как это бы помягче выразиться, воина. Короче говоря, если перед солдатом Сокрутенко армия с позором капитулировала, то Фридман даже принял присягу. И нашел себе работу по призванию. На корабль его, конечно, не пустили, потому что крейсер дорого стоит и должен хоть изредка плавать в учебном порядке. Автомат Фридману не рискнули давать, из-за того, что у этого парня вполне могла бы выстрелить и расческа. В общем, Шурик стал баталером береговой роты и доблестно охранял нас от возможной агрессии врага на своем складе. На берегу моряки служат два года, но Фридман об этом домой не сообщал, чтобы сделать семье приятный сюрприз.
А потом ему дали отпуск. Одному из самых первых. Как отличнику боевой и особенно политической подготовки. И на целых десять дней сбагрили из армии в его родную Одессу. В этот самый город, до сих пор выдающий призывников, при виде которых у некоторых офицеров звездочки на погонах выстраиваются в одну линию по стойке «смирно». Словом, рядовой Фридман уехал домой с большим чемоданом впечатлений, а его военное руководство сильно жалело о том, что не может поощрить такого моряка до самого окончания службы. Или давать ему отпуск по три раза в месяц.
Однако, кроме впечатлений и лишнего веса, Шурик привез в отпуск несколько рябчиков, от которых быстро и выгодно избавился. И тогда он понял, что служить в армии в принципе можно и даже нужно, особенно если дослужиться хотя бы до баталеров полка. Тогда рябчики можно будет вывозить вагонами.
Короче говоря, Шура решил выслужиться в самом хорошем смысле этого слова. Он не фискалил на товарищей, не издевался над младшими офицерами, зато вспомнил о дедовщине - и это ему помогло.
Как-то подошел Фридман к мгновенно вздрогнувшему помполиту и спрашивает его: «А что если нестандартно подойти к предстоящему празднику революции?» Помполит сразу подумал, что Фридман затевает очередную провокацию, хотя Шура больше, чем над повышением в баталерской должности, ни о чем не помышлял. И он пояснил в популярной форме сереющему при солнечном освещении командиру, что было бы неплохо пригласить его дедушку как свидетеля революции 1905 года в Одессе.
Помполит смотрел на Шурика и живо представлял себе, какой дедушка должен быть у такого внучка. Но учитывая важность политического момента, а также военную клятву баталера Фридмана «Падло буду, если вру», согласился. И Шурик привез в Одессу еще полчемодана рябчиков, захватив дедушку по дороге назад.
Насчет дедушки Фридман сказал чистую правду. Потому что папа его мамы действительно видел потемкинцев и рассказывал об этом всю свою сознательную жизнь на слетах, собраниях и прочих торжественных мероприятиях. Его память вытягивала из прошлого такие подробности и геройства, которые не снились самим восставшим матросам. Вскоре рассказы о героическом пятом годе стали рассматриваться дедушкой Фридмана как главное призвание и даже профессия.