– Племянники, племянницы?
– Да нет, откуда? Ты за прессой-то следишь? – спросил Билл.
– У тебя в друзьях появились знаменитости?
– Геи, – сказал Билл. – Наши ребята теперь сплошь знаменитости. Прославились в связи с легализацией однополых браков. В марте, кажется? Или в апреле?
– Обалдеть! – изумился Тони. – Это же большое дело.
– А по мне, – сказал Билл, – просто бумажка с печатью и пьянка.
– Для нашего сценария это находка, – не унимался Тони. – Мы ввернем туда однополый брак.
И оба испытали волнующее покалывание, родом из такого далекого прошлого, что с ходу и не вспомнишь, как оно было.
Репетиции проходили в одном из клубов Сохо, который так и назывался: «Клуб „Сохо“». Располагался он на Берик-стрит, над рынком. До беседы с режиссером у них оставался ровно час; трое других актеров – бюджет Макса предусматривал только пятерых – должны были появиться ближе к выходным.
Естественно, до сих пор они слыхом не слыхивали про «Клуб „Сохо“» и за весь день не увидели там ни одного человека старше сорока. При входе сногсшибательная, славянского типа красотка с черной помадой на губах и в едва видимой глазу мини-юбочке занесла их в журнал и проводила наверх, в какую-то каморку в конце коридора. Стол, стулья, экземпляры сценария, фрукты, минеральная вода. Биллу там не понравилось.
– Мы здесь чужие, – изрек он. – А лестница меня доконает.
– Ну извините, – сказал Макс. – Поскольку я – соучредитель, это помещение нам отвели безвозмездно.
– А что там за молодняк на первом этаже? – спросил Клайв. – И почему в десять утра никто никуда не торопится?
– Они работают в медиасфере, – ответил Макс. – Продюсеры, авторы, режиссеры…
– Настоящие продюсеры, авторы и режиссеры?
– Время сейчас трудное, – сказал Макс. – Если вас интересует, получают ли они деньги… Ребятам любой ценой нужно пробиться. А для этого иногда приходится и на риск идти, вы же понимаете.
Мир стал совсем другим, невольно подумала Софи – и тут же себя одернула. Естественно, мир стал другим. Стоит ли удивляться, что восьмидесятый год – это не тридцатый, шестьдесят пятый – это не пятнадцатый и так далее. Но боже правый… Кому сейчас слегка за двадцать, для того шестьдесят пятый – каким казался ей пятнадцатый, когда она только начинала.
Однако же тогда все было по-другому, верно? Повсюду красовались изображения «Битлз» и Твигги{100}. Кому в шестидесятые было дело до пятнадцатого года? Но она тут же вспомнила плакаты с лордом Китченером{101} – они тоже висели повсюду. Поди разберись.
– В каком году вы родились, Макс?
По-видимому, он решал какие-то вопросы с Биллом и Клайвом, но Софи отвлеклась.
– В семьдесят пятом.
– Понятно.
Раньше, в начале их пути, телевидение, поп-музыка и кино вынуждены были по крупицам завоевывать себе уважение. Софи хорошо запомнила тот выпуск ток-шоу «Покуривая трубку», в котором Деннис дискутировал с Верноном Уитфилдом, или как там его, на тему телевизионных ситкомов, но сейчас ей уже стало казаться, что этот Уитфилд в чем-то был прав: весь мир захлестнули развлечения, и миру, как она заметила, это не пошло на пользу. Подчас казалось, что все люди стремятся только к тому, чтобы писать сценарии телепередач, петь со сцены или сниматься в кино. Никто больше не стремился мастерить кисти, разрабатывать двигатели, даже искать средство от рака.
Очнувшись от забытья, которое то и дело подстерегает человека на восьмом десятке, она обнаружила, что Клайв постукивает по сценарию шариковой ручкой. К удивлению и радости Софи, его лицо приняло знакомое ей выражение: он собирался одной фразой насолить всем присутствующим. В глазах появился совершенно особый блеск, брови характерно поползли вверх, презрительно выпятился подбородок.
– Тим – голубой? – уточнил Клайв. – Вот уж вряд ли.
Ее предположения оправдались. Всем стало неловко.
– Ты с ним знаком? – спросил Тони.
– Я его отец, – сказал Клайв.
– Да ты его последний раз видел в шестьдесят седьмом году, – не выдержал Билл. – Ты его бросил. Не тебе судить о его ориентации.
– Просто я готов поручиться, что наша аудитория этому не поверит, – гнул свое Клайв. – Он рос таким крепышом.
