— Насколько я знаю, он его написал — когда мы жили с ним вместе.
— И в чью пользу?
— О, в мою. Не то, чтобы ему было что оставить, бедняге. Главным образом ему нужно было, чтобы кто-то занялся его литературным наследием.
— И вы сейчас являетесь его душеприказчицей?
— Боже правый! Я об этом как-то не думала. Я считала само собой разумеющимся, что он изменил свое завещание после того, как мы расстались. Наверное, он так и сделал, иначе со мной связались бы сразу после того, как он умер, правда?
Она смотрела на него открытым взглядом, и Вимси почувствовал себя несколько неловко.
— Значит, вам не было точно известно, что он изменил? Я имею в виду — до того, как он умер?
— По правде говоря, я ни разу об этом не вспомнила. Если бы я над этим задумалась, то, конечно, решила бы, что он его изменил. А что?
— Ничего, — ответил Вимси. — Только я рад, что на этих как-их-там о завещании не говорили.
— Вы имеете в виду судебные слушания? Не надо так деликатничать при их упоминании. Вы хотели сказать — если бы я считала, что по-прежнему остаюсь его наследницей, то я могла бы убить его из-за денег. Но это совершенно несерьезная сумма, знаете ли. Я зарабатывала в четыре раза больше, чем он.
— О, да. Дело просто в том глупом сюжете, который я придумал. Но, если подумать, он и правда получился глупый.
— Расскажите его мне.
— Ну, видите ли…
Вимси немного запнулся, но потом с напускной беззаботностью стремительно протараторил свой сюжет.
— Ну… речь пойдет о девушке (можно писать и про мужчину, но мы сделаем ее девушкой), которая пишет романы — детективные романы, если уж на то пошло. И у нее есть… друг, который тоже пишет. Оба они — не авторы бестселлеров, а просто обычные романисты, понимаете?
— Да? Такое в жизни случается.
— И вот друг составляет завещание, по которому все его деньги — доходы от его книг и тому подобное — остаются девушке.
— Понятно.
— А девушка — которой он порядком надоел, знаете ли, — придумывает великолепный ход, благодаря которому они оба станут чрезвычайно популярными
— О, вот как?
— Да. Она приканчивает его тем же способом, какой описала в своем последнем триллере.
— Очень смелый ход, — одобрительно и серьезно заметила мисс Вэйн.
— Да. И, конечно, его книги немедленно стали бестселлерами. Так что ей досталась куча денег.
— Это поистине хитроумно. Совершенно оригинальный мотив убийства: я такой ищу уже много лет. Но вам не кажется, что это было немного опасно? Ее могли заподозрить в убийстве.
— Тогда и ее книги стали бы бестселлерами.
— Как это верно! Но всегда есть вероятность, что на не сможет насладиться плодами своего преступления.
— Увы, — признал Вимси, — тут слабое место.
— Потому что если бы ее не заподозрили, не арестовали и не отдали под суд, она получила бы только половинную выгоду.
— Вот видите, — сказал Вимси. — Но вы, как опытный творец преступлений, могли бы придумать какой-то выход?
— Надо полагать. Например, она могла бы устроить себе хитроумное алиби. Или, если она была по-настоящему порочным человеком, смогла бы подставить кого-то другого. Или заставила бы окружающих думать, что ее друг покончил с собой.
— Слишком туманно, — запротестовал Вимси. — Как бы она это сделала?
— Так сразу сказать не могу. Я это тщательно обдумаю и скажу вам. Или… ага, идея!
— Да?
— Пусть она будет человеком с заскоком — нет-нет, только не маньяком-убийцей! Это скучно и нечестно по отношению к читателю. Но пусть существует кто-то, кого она хочет осчастливить: например, отец, мать, сестра, возлюбленный или благотворительный фонд — кто-то, кто остро нуждается в деньгах. Она составляет завещание в пользу него или нее и позволяет себя повесить за преступление, зная, что предмет ее обожания получит после этого деньги. Ну, как вам такое?
— Великолепно! — вскричал увлеченный Вимси. — Только… Минутку! Ей ведь не дадут деньги ее друга, правда? Закон не позволяет обогатиться за счет преступления.
— О, дьявол! Правильно. Значит, это будут только ее собственные деньги. Она может передать их с помощью дарственной. Да — смотрите-ка! Если она сделает это сразу же после убийства, то это распространится на все, что она получит по завещанию своего друга. Тогда все перейдет прямо к предмету обожания, и, по-моему, закон этому помешать не сможет!