Она хотела посмотреть в сторону, но не могла. И туман в глазах становился все гуще. И вдруг она увидела четкую картину. Целую сцену из жизни. Будто она на плантации в день смерти Амелии. И Амелия — хрупкая, слабая, лежит в постели без сознания. Медсестра сказала, что она, вероятно, уже не очнется.
Но она очнулась. И села. И Кендалл подскочила и взяла ее за руку. Амелия взглянула на нее, сказала, что любит ее, а затем… перевела взгляд на изножье кровати, улыбнулась и произнесла: «Я готова». Она потянулась туда, и… Там было нечто. Некто. Некто в сверкающих светлых одеждах протягивал Амелии руку.
Кендалл чуть не выронила чашку и услышала голос — голос Амелии, шепчущий ей в ухо:
— Помоги Эйди. Пожалуйста, помоги ей.
Эйди вдруг вскочила на ноги, и с этим движением все исчезло — нет, не колдовство — воспоминание. Так, по крайней мере, хотелось думать Кендалл.
— Что случилось, мисс Эйди?
— Я не пойду к врачу, — заявила Эйди.
— Что??
— Но ты ведь только что сказала: «Идите к врачу, Эйди. Идите немедленно, пока не поздно».
— Я? Да нет же… Я ничего не говорила, — возразила Кендалл, беря Эйди за руку.
И едва их руки соприкоснулись, ее словно прошило молнией. Это было знание — глубокое, точное знание: у Эйди рак.
Эйди смотрела на нее с ужасом, да и сама она внутренне содрогнулась. Она и не слышала этих слов. Ее пугало выражение лица Эйди.
Но она знала.
— Мисс Эйди, я сама вас отведу. Вам тотчас нужно к врачу.
— Я терпеть не могу врачей. Они меня заколют и зарежут.
— Мисс Эйди, вы больны, но вашу болезнь можно остановить, если действовать быстро.
Мисс Эйди огляделась, прижимая сумочку к груди. Затем она хмуро посмотрела на Кендалл.
— А Лютер-младший выиграет футбольный матч в субботу?
— Этого я не знаю. Я знаю только, что вам нужно к врачу. Я пойду с вами, обещаю. Но идти нужно срочно.
— Ладно-ладно.
— Или я позвоню вашей дочери Ребекке, — пригрозила Кендалл.
Старшей дочери Эйди было пятьдесят два. Она работала в лаборатории при морге. Это была серьезная женщина, нежно любившая мать. Она и сама иногда приходила к Кендалл погадать. «Так, ради интереса», — всегда говорила она. И это бывало действительно интересно. Они с Кендалл переключались на обсуждение всех карт и их значений.
Мисс Эйди упрямо и хмуро смотрела на нее.
— А листья говорят, что мне это поможет? Потому что, если нет, я им не позволю колоть меня и резать и совать иголки мне в руку. Я уже хорошо пожила, слава богу. Мне не страшно умереть. Но я не хочу умирать в больнице. Я хочу умереть у себя дома.
— Вы не умрете, если обратитесь к врачу, — настаивала Кендалл.
— Ну хорошо.
— Тогда мы запишем вас прямо сейчас.
Когда они вошли в салон, Мейсон, который в это время демонстрировал покупателю один из их самых красивых кристаллов, с удивлением наблюдал, как Кендалл и Эйди идут прямиком к телефону. Пока они звонили врачу и договаривались о приеме, кристалл был продан. Покупатель кристалла придержал для Эйди дверь, когда та покидала салон.
— И что все это значит? — спросил Мейсон.
— По-моему, у нее рак.
— Что? — Мейсон посмотрел на нее как на сумасшедшую. — С каких это пор ты уверовала в свой дар? Для чего тебе понадобилось до смерти пугать бедную старушку?
«Действительно, что это было?» — мысленно недоумевала Кендалл. Ей хотелось встряхнуться, убедить себя, что это не более чем тревога об Эйди и что сходить к врачу ей не повредит в любом случае. Но как бы она ни старалась найти всему рациональное объяснение, беспокойство не оставляло ее. Было в этом что-то страшное.
Как и в первые два раза. Но тогда она гадала на картах, а за картами легко устаешь от напряжения и начинает мерещиться всякое.
— Я… я думаю, это потому, что я провела много времени рядом с Амелией…
— И теперь у всех стариков должен быть рак?
— Нет, конечно. Но, возможно, у меня появилось какое-то чутье после Амелии. Так или иначе, отвести ее к врачу не помешает. В четверг я немного задержусь. — Кендалл подошла к стойке. — Если кому-нибудь сегодня захочется узнать свою судьбу по чайным листьям, погадай им, ладно?
Мейсон насмешливо взглянул на нее и пожал плечами:
