— У меня такое впечатление, что да, — уверяет Кайюк, нахмурив брови.
— Там, наверное, кошка под ней! — лицемерно подсказывает Баден.
Но собака опровергает это предположение, бросаясь на задние дверцы машины. Она яростно царапает колеса. Теперь она больше не лает, а испускает глухое злобное рычание.
Кайюк подходит.
— Что с тобой, Крифт? — бормочет он. Он протягивает руку. Я понимаю, что он хватается за ручку двери. Этот хмырь — редкостный нахал!
— Вы позволите? — бросает он через плечо двум честным служащим из ЭФ.
И открывает. Мы сталкиваемся нос к носу. Какое самообладание, мадам Дюран!
Вместо того чтобы воскликнуть что-то типа «О Боже! супруг мой» или «Кого я вижу!», Кайюк бросается назад, яростно оттолкнув дверцу. Он меня узнал сразу, и его решению не понадобилось и сотой доли секунды, чтобы созреть в белокурой голове.
Я посылаю отработанный-удар ногой в дверь. В ту секунду, когда она распахивается, раздается длинный свисток. Я выпрыгиваю из фургона и вижу, что у Кайюка в зубах свисток. Он дает сигнал тревоги. Определенно, это его вторая натура. В считанные секунды, которых не хватит даже на то, чтобы усыпить комиссию сенаторов, я оказываюсь на Кайюке, и он принимает в челюсть кило моего кулака. Его свисток отлетает в сторону. Берю и Пино, которые вылезают из тачки, устремляются ко мне.
— Усмирите его! — кричу я.
Галопом, как всегда, я бросаюсь в дом с «дурой» в руке и делаю знак Бадену следовать за мной. Мы внутри.
Я слышу, как хлопает дверь, щелкает ключ. Это в конце коридора. В доме есть второй выход, он должен выходить в проулок за строениями. Действительно, рычит мощный мотор. Понимая, что у нас нет времени вышибать дверь, я кричу моим бойскаутам валить к машине.
Берю только что украсил Кайюка декоративными браслетами, а Пино шлепнул боксера, который желал ему только добра.
— В машину и чёс! — бросаю я. Начинается высший пилотаж. Все взлетают в машину, кроме папаши Пино, который запутался копытами в электрическом кабеле. На этот раз за рулем я, и, прошу вас поверить, резина на колесах слегка дымится. Я делаю поворот направо, еще один… Действительно, тихая улочка тянется вдоль строений. На горизонте пусто. Я давлю на газ, мы выскакиваем на более оживленную магистраль. Я резко торможу перед остолбеневшим пацаном, который играет в классы. Он застыл на одной ноге, как журавль.
— Малыш, здесь машина проезжала?
— Да, мсье.
— Что за машина?
Во мне все кипит при мысли, что тем временем тачка тех других жрет километры.
— Я не знаю, — отвечает сосунок.
Вот тебе на! Обычно все современные пацаны, как только у них прорезается первый зуб, уже знают все автомарки. Это один из пороков эпохи.
— Какого она цвета?
— Черная.
Полный недоносок. Везет же мне, надо, чтобы самый последний придурок в стране оказался единственным свидетелем.
— В какую сторону она поехала?
— Туда!
И то хорошо! Я давлю на педаль, и фургон срывается с места. Мы попадаем на площадь, мощенную булыжником. Тоскующий дворник заметает кучу навоза, напевая «Опавшие листья».
— Скажите, мсье, вы не видели черную машину, которая пронеслась на всех парах?
— Видел, — говорит хозяин метлы.
— Какой она марки?
— Она не французская.
— С открытым верхом?
— Нет, наоборот…
— По какой дороге она поехала?
Он делает рукой дворника королевский жест.
— В направлении Шартра.
Я включаю микрофон, чтобы связаться с внутренностью фургона.
— Берю?
— Н-ну?
— Сообщи дорожным службам. Задержать черную иномарку, направляющуюся в Шартр. Пусть поставят заграждение!
— О'кей!
Стиснув зубы, я вписываюсь в крутые виражи. Вот и дорога на Шартр. Я вижу, что она ведет и в Париж, в зависимости от того, повернете ли вы направо или налево. Мой славный уборщик лошадиных субпродуктов сказал «Шартр», потому что он расположен к гуанотике, кроме этого он ничего не знал.
Снова микрофон.
— Берю?
— Ну-ну? Сообщение передал.
— Уточнение. Заграждение также и в направлении Парижа.
— Н-ну.
— Вежливо узнай у мсье, который сопровождает тебя, марку машины и ее номер. Если он не захочет говорить, будь настойчив, ты меня понимаешь?
— Н-ну! Он тоже поймет!
Баден и Бензен, зажатые в кабине у меня под боком, ждут решения моей доброй воли. Что делать? Куда идти? Куда бежать? Направо? Налево?
